Внимание: улицы будут залиты кровью.

Я, Дэвид Берковиц, был избран, избран с рождения, чтобы стать одним из палачей этого культа.

Имеющий глаза, да увидит погибшие жертвы.

Имеющий уши, да услышит, что я сказал.

29 июля наступило и прошло без происшествий.

Паром, прибывший в 18:15 в Дэвис-Парк на Огненном острове из Патчога, Лонг-Айленд, был почти пуст, когда уткнулся в узкий пирс, заглушил кашляющие двигатели и затих, закрепленный на месте толстым канатом силами небольшой команды, состоявшей из совсем юных матросов.

Стоял субботний вечер, 30 июля, и по опустившимся с грохотом на берег сходням на старый деревянный причал вышла лишь горстка просто одетых пассажиров. Этот причал иногда называли Пресвитерианским – скорее всего по некой не самой благочестивой причине, кроющейся в колоритном прошлом обветшалого сооружения.

Происходящее резко отличалось от вечера накануне: пятничные паромы обычно до отказа набивались совладельцами пляжных домиков, или «групперами», как их цинично называли собственники и арендаторы, способные оплатить стоимость летнего домика в одиночку, не деля его с коллегами.

Дэвис-Парк и все тридцать две мили Огненного острова, входящие в систему общественных пляжей на Атлантическом побережье, финансируемых федеральным правительством, привлекают в выходные многих, а потому транспортная связь с Нью-Йорком ни разу не прерывалась здесь более чем на пять дней подряд. Начиная со второй половины дня пятницы и до последнего парома, прибывающего в одиннадцать вечера, сюда стекаются выползшие из пропаренных недр города измотанные секретари, администраторы, художники, писатели, бухгалтеры и прочие разновидности «белых воротничков». Они жаждут расслабиться на солнце, вдохнуть пропитанный солью воздух, а вместе с ними прибывают и самые горячие новости из «Яблока» [51] . Все это продолжается до позднего вечера воскресенья, когда поток перенаправляется обратно, в сторону далекого невидимого мегаполиса.

Приезжие в основном молоды. И, в силу возраста, убийства Сына Сэма цепляют их лично. Они могут оставить позади работу, будничных любовников и психоаналитиков, но привозят с собой страх и озабоченность историей с Сэмом – факт, очевидный из тона разговоров, доносящихся из пятничной толпы, пока приезжие перегружают продукты и багаж на скрипучие красные тележки, которые им предстоит медленно тащить по направлению к дому.

На Огненном острове запрещены автомобили, и в те выходные это ограничение породило не одну циничную шутку, ведь большинство жертв Сына Сэма пострадало, сидя в припаркованных машинах. В Дэвис-Парке также очень мало тротуаров. Взамен них по песку тянутся дощатые настилы шириной в шесть футов с деревенскими названиями вроде Морская слива, Брызги морской пены и Китовый ус.

Дом, где я жил, располагался на полпути между заливом и великолепным пляжем на атлантической стороне острова и находился не более чем в двухстах ярдах от воды, в какую сторону ни пойди.

Каникулы на Огненном острове всегда проходили хорошо, позволяя на время сбежать от бетона, машин и суеты «материка», как в совокупности называли Лонг-Айленд и остальную часть столичного региона.

Однако в субботу 30 июля мы не могли перестать думать о материке. Джордж Остин, моя жена Линн и я стояли на причале в толпе блестящих от масла для загара путешественников, планирующих отправиться на прибывшем в 18:15 пароме обратно в Патчог. Линн тоже уезжала – возвращалась в Вестчестер, чтобы навестить своих вышедших на пенсию родителей, только что прибывших в Нью-Йорк из Флориды, куда они недавно переселились. Мы с Джорджем оставались на выходные, чтобы привести в порядок дом, и планировали уехать с пляжа в понедельник, 1 августа.

Конец ознакомительного фрагмента.