Кандербль, споривший с Суреном, кто виноват в гражданской войне Ливана, не обратил на Аню никакого внимания.

Аня гордо вскинула голову.

— Вы знаете, — обратилась она к Авакяну, — я к вам с очень важной просьбой. Навестите нашего раненного Андрея Корнева.

— Корнева? Слушай! — обрадовался Cypeн. — Это очень хорошая идея. И знаешь, мы с этим американским инженером вместе пойдем. Он захочет. Я ему сейчас скажу.

«Американский инженер! — У Ани даже сердце остановилось. — Ведь мост-то в Америку! А вдруг забракует, убьет тем Андрея? Вот он какой бурбон… Будто и не видит никого, кто около него стоит».

Сурен уже говорил Кандерблю о посещении лазарета.

— О'кэй, — сказал Кандербль и равнодушно скользнул взглядом по девушке.

Вместе с Суреном, впереди Ани, он размашисто зашагал в лазарет. Там их встретила доктор Барулина. Она растерялась, узнав, что американец хочет идти к больному, который что-то там чертит…

— Прошу извинить, господа, — сказала она, почему-то обращаясь так не только к Кандерблю, но и к побагровевшему Авакяну, — раненый в очень тяжелом состоянии. К нему нельзя… Нет-нет, к нему решительно нельзя.

Кандербль разозлился. Видимо, он совершенно не привык к отказам и ограничениям. Грубо повернувшись спиной, он зашагал прочь.

— Вас одного я пущу, — не дав Сурену выговорить и слова, вполголоса сказала Елена Антоновна. — А насчет американца, простите, должна посоветоваться с капитаном… Аня, проведи, товарища… — И Елена Антоновна виновато улыбнулась.

Сурен уже не мог на нее сердиться. Она проводила его до изолятора, многозначительно приложив палец к губам. Потом дружелюбно кивнула. Сурен приободрился и взялся за ручку двери.

— Ва! — воскликнул он, распахивая дверь. — У вас что, сестричка, потолок протекает? Почему без зонтика входим?

Аня рассмеялась:

— Я вам все объясню. Он изобретатель. А это лечение.

— Почему доской изобретателя лечишь? Что за медицина?

— А смотрите, как он окреп, как повеселел!

— Чего он там делает под доской, в подполье?

— Он чертит.

— Слушай, смеяться хочешь — пойдем на палубу. Там громче можно. Зачем больного тревожить?

— Нет, вы посмотрите, что он начертил.

Сурен недоверчиво подошел к койке, заглянул под доску.

— Где тут матросик, который нас из воды тащил? Ва! Замечательный парень! Слушай, что это у тебя нарисовано?

— Железнодорожный мост-туннель в Америку, — сказала Аня.

Сурен дипломатично закашлялся.

— Посмотрите, пожалуйста, — попросил Андрей.

Сурен сел на корточки и заглянул на доску снизу:

— Постой, подожди… Что такое? Ай-яй-яй!.. Это что? Под водой труба плавучая? Так ведь я же на такой трубе верхом сидел! Ай-яй-яй! Зачем же не я, а ты изобрел? Для чего меня инженерному делу учили, когда матрос мне чертежом горбатый нос утирает! Ай, матрос! Замечательный матрос!

— Ну конечно, — за Андрея объясняла Аня. — Через весь Ледовитый океан от Мурманска до Аляски, прямо по меридиану, протянется металлическая труба размером с туннель метро.

— Плавающий туннель, говоришь? Всплыть захочет — чем держать будешь?

— Стальными тросами и якорями, брошенными на дно океана. Труба будет идеально прямой, никаких поворотов, уклонов, подъемов! — с воодушевлением продолжала Аня.

— Ва! — вскочил Авакян. — Понимаю! — И он протянул к Ане изогнутый крючком палец. — Прямое железнодорожное сообщение из СССР в Америку по плавающему подо льдом Арктики туннелю! Подводный понтонный мост!..

— На глубине ста метров, — вставила Аня.

— И поезда — как пули в стволе… Скорость тысяча…

— Две тысячи, — перебил теперь Андрей.

— Верно, браток! Две тысячи километров в час — два часа езды. В Америку можно будет на ярмарку ездить. Слушай… — Он взъерошил черные волосы. — Очень просто, гениально просто! И, честное слово, осуществимо! Возьми к себе помощником!

Андрей, счастливый, закрыл глаза. Он выслушал первую экспертизу инженера, рассмотревшего его проект!

— Слушай, — продолжал Авакян. — Знаешь, у этого американского инженера не голова, а фонарь в две тысячи свечей. Попрошу капитана, чтобы позволил ему прийти к тебе. Идея у тебя международная!

Возбужденный Андрей сделал попытку приподняться на локте.

Аня бросилась к нему:

— Что ты, Андрюша, милый! — А глаза ее сияли. Разве мог больной несколько дней назад сделать такое движение! Произошло чудо.

Сурен Авакян сидел в салоне капитана и дымил трубкой. Грузный, седой Иван Семенович сердито расхаживал перед ним.

— Американцу? — остановился он перед Суреном. — Это ты подожди. Зачем американцу?

— А почему не показать ему корневскую идею? Ведь вы же говорите, что она выведенного яйца не стоит.