Кто не видел в детстве, как легко поднимаешься в воздух и летишь над землей, ощущая не только потерю веса, но и чувство гордости перед людьми там внизу, которые, задрав головы, смотрят на парящего в высоте.

Ни с чем нельзя сравнить радость такого свободного полета. Жалеешь о пробуждении. Видно, не напрасно связывали такие сны с ростом человека.

Росла нога у Валерия Брумеля — и он летал во сне.

Вырастала вновь часть позвоночника у Андрея, и он ощущал необыкновенную власть над телом, способным летать.

Просыпаясь, он неподвижно лежал, как всегда на спине, и ему хотелось удержать свою только что владевшую им способность после небольшого напряжения взмыть в воздух над койкой. И ему в полусне казалось, что он действительно висит над кроватью, и тело, подчиняясь его воле, двигается по воздуху к двери, выплывает в коридор, вызывая радостные крики сестер и недоуменные возгласы врачей. Коридор словно удлиняется, стены его становятся вогнутыми, Андрей летит уже не мимо дверей палат, уже не видит огромных окон, за которыми виднелся прилегающий к корпусу сад института, он летит внутри бесконечно длинного цилиндрического туннеля. И он знает, что над его головой — сотня метров воды и толща полюсных льдов, а под ним — бездонная океанская глубина. Скорость полета все увеличивается. Воздушные струи хлещут по лицу, развевают на нем больничную пижаму. И вдруг приходит мысль: «А зачем воздух в туннеле? Там должна быть пустота, чтобы ничто не мешало движению». И сразу полет Андрея становится легким, неощутимым. Уже близка Америка!

Андрей приоткрыл глаза и увидел горящую под потолком лампу, прикрытую абажуром. Неужели он снова уснул?

Но теперь одна мысль владела им. Труба Арктического моста должна быть герметичной и лишенной внутри воздуха, чтобы он не препятствовал огромным скоростям поездов. Но тогда потребуются шлюзы, воздушные шлюзы и на станции отправления, и на станции прибытия, как на орбитальных космических станциях. Надо сейчас же набросать, как это может выглядеть.

И Андрей, окончательно проснувшись, нащупал рукой заветную папку со всеми его эскизами, начатыми еще а корабельном изоляторе.

Работая здесь над своим проектом, поощряемый в этом профессором Илизаровым, Андрей тоже ощущал полет, полет мысли.

Если этот полет мысли выливался в неумелые рисунки (пока еще не чертежи!), то сновидения Андрея вылились совершенно неожиданно для него в стихи.

Андрей проникся таким доверием к Гавриилу Абрамовичу, что, когда тот расспрашивал (не без заднего умысла), какие он видит сны, Андрюша признался ему что написал об этом стихи.

Гавриил Абрамович в этот раз пришел в палату один, без свиты. Услышав о стихах Андрея, он сел у кровати, положил руки на колени и сказал:

— Давай, Андрюха, читай. Мне это надо услышать с медицинской точки зрения прежде всего.

Андрей победил застенчивость и прочитал:

Я могу летать, как птица,

Если только напрягусь.

И совсем мне не приснится,

Что с земли я поднимусь.

Оторвусь, винтом взовьюсь,

Напугаю всех бабусь.

Бабки скажут: «Это ангел!»

Дети скажут: «Черномор!»

Сто ученых в высшем ранге

Заведут ученый спор:

«Раз такое может быть,

Институты все закрыть!»

Я наук таких не знаю

Почему и как лечу,

Просто-напросто летаю,

Если только захочу,

Над лесами, над домами

С высоты махаю маме.

Самолет поднимет папа.

Я пристроюсь ему в хвост.

Он захочет меня сцапать,

Я, как Чкалов, — раз под мост!

Я и в космос поднимусь,

Если только не проснусь.

Профессор Илизаров бил себя по коленкам и радостно хохотал.

— Ой удружил! Ну и пациент же у меня! Это же не просто стихи, это медицинское исследование! «Отражение роста человека в его подсознании». Чуешь? Показывай теперь, что еще в технике натворил.

Андрюша, продолжая смущаться, вынул из папки рисунки и эскизы задуманного им сооружения и стал объяснять.

Илизаров внимательно просмотрел все и забросал Андрея вопросами:

— А как у тебя поезда будут двигаться? Как ты удержишь от всплытия свою трубу? А как ты воздух будешь оттуда удалять? А какие двигатели для разгона вагонов применишь? Сколько энергии понадобится?

Андрей не ожидал, что медик может задать столько технических вопросов. Но это ведь был не обычный медик, а врач-изобретатель, создавший множество аппаратов и приспособлений, до которых инженеры додуматься не могли.

— Вот что, Андрюха, — сказал Илизаров, поднимаясь со стула. — Стихи у тебя светлые, но детские. (В смысле — для детей.) И проект у тебя светлый и опять же детский, но для взрослых, которые пока что дети. Надо тебе, друг мой, учиться, стать инженером. Вот тогда ты сможешь ответить на вопросы, которые я тебе задал, и еще на сотни вопросов, которые и задать не могу. И мост через океан для будущих взрослых людей построишь.

Профессор Илизаров сам пришел проститься с Андреем, когда тот выписывался из больницы: