У входа братья столкнулись с посетителями, возвращавшимися с выставки. Даже Степан Григорьевич не мог сдержать улыбку, глядя на этих людей, самым странным образом нагруженных необыкновенными предметами.

Мокрый от пота, счастливо улыбающийся толстяк тащил голову какого-то робота, похожую на шлем с рыцарским забралом. Веснушчатый мальчишка победно размахивал отломанной от статуи рукой. Пастор в черной паре с накрахмаленным стоячим воротничком бережно нес стеклянную дощечку с надписью «Не входить». Девушки в долларовых шляпках прижимали к груди букеты только что сорванных с клумб цветов. Джентльмены в мягких фетровых шляпах хвастались друг перед другом отвинченными гайками, болтами, рычагами. Негр-лифтер нес легкую складную лесенку. Какой-то бледный человек катил перед собой тачку; из нее торчали автомобильная покрышка, деревянный индейский божок и обыкновенный поднос из кафетерия.

Степан Григорьевич незаметно поддерживал Андрея, на которого это зрелище производило угнетающее впечатление. Степан Григорьевич говорил:

— Не удивляйся, Андрюша. Американцы склонны к эксцентричности. В данном же случае это стало возобновлением своеобразной традиции.

Они проходили теперь мимо павильонов. Большое окно в одном из зданий было выбито, и им пользовались как дверью. Снаружи было видно, что около экспонатов копошатся люди. С одинаковым усердием орудовали захваченными из дому инструментами и джентльмены, и мальчишки, и техасский ковбой, и нарядная леди.

— У них это называется «любовь к сувенирам», — продолжал Степан Григорьевич. — В последний день существования Чикагской выставки толпа в несколько десятков тысяч человек растащила все павильоны по кусочкам.

Близ одного из павильонов, у длинных столов с разложенными на них странными предметами, образовалась огромная толпа.

— Леди и джентльмены, — слышался голос служащего павильона, — приобретайте сувениры! Только что отвинченные гайки. Подлинные мелкие экспонаты. Интегральные схемы от «секретаря-компьютера». Электрические выключатели. Все подлинное. Специально разобрано для удобства посетителей.

Братья прибавили шагу. Вдали уже виднелся советский павильон. Толпа около него стояла так плотно, что Степан Григорьевич остановился в нерешительности. Но Андрей, не оглядываясь, бросился вперед.

Советский павильон был закрыт, но люди, видимо, порывались пройти в него. Слышались крики, свистки.

Особенно старался маленький пронырливый человек с тоненькими усиками над приподнятой верхней губой.

— Джентльмены! — кричал он. — Никто не вправе препятствовать желанию свободных американцев. Если мы изъявили свою волю и решили так весело закончить мировую выставку, все павильоны должны быть открыты, все экспонаты — принадлежать нам! Кто противится нашей воле, тот будет уничтожен!

Андрей пытался сдержаться, но маленькие усики и крикливый голос вывели его из себя.

— Мерзавец! — крикнул он по-русски.

Маленький человек продолжал бегать по мраморным ступеням и кричать:

— Разбивайте окна! Ломайте двери! Разносите на кусочки этот ненавистный павильон! Нам не нужны большевистские проекты, нам не нужны их сувениры! Мы сровняем павильон с землей!

— Ломайте двери! Бейте окна!

— Стреляйте в виадук! Разобьем этот аквариум!

— Эгей! Берите камни!

— Назад! Назад! — закричали несколько человек, вырвавшихся из толпы к стенам павильона.

Они взбежали по широчайшей лестнице и остановились под стеклянным виадуком. Над их головами висела ажурная арка Арктического моста.

Люди на ступеньках и толпа некоторое время переругивались.

Андрей уже не помнил себя. Видя близкую гибель модели своего сооружения, он потерял власть над собой.

— Бейте… бейте каждого, кто попытается войти! — кричал он, силясь пробиться вперед.

Степан Григорьевич удерживал его:

— Андрюша, остановись! Мы не должны вмешиваться.

Андрей рванулся вперед. Степан Григорьевич на мгновение выпустил его руку. Этого было достаточно, чтобы Андрей скрылся в толпе, ринувшейся вверх по лестнице. Впереди бежал человек с тоненькими усиками.

— Долой! — кричал он. — Прочь с дороги! Никто не смеет препятствовать желанию американцев! Бейте стекло проклятой модели! Мы не хотим моста к коммунистам!

Андрей, не помня себя от гнева, бросился к маленькому человеку. Но он не успел добежать: какой-то рыжий здоровяк опередил его. Он нанес короткий удар снизу в челюсть человеку с усиками и сбросил его со ступеней. Внизу его с хохотом поймали. Толпа снова бросилась к виадуку. На ступеньки полетели шляпы. Послышались ругательства. Мужчины сбрасывали пиджаки.

Степан Григорьевич видел, как завертелся светлый пиджак Андрея в общей свалке. Ему показалось, что на мгновение мелькнуло кровавое пятно на рукаве.

Защитники павильона медленно отступали. Над толпой угрожающе поднялись палки с красивыми дорогими набалдашниками. Степан Григорьевич не видел больше Андрея: значит, тот упал.

Никак нельзя было предполагать такой силы в Степане Корневе. Он раздвигал толпу, словно перед ним были дети. Американцы изумленно оглядывались, но, видя холодный, устремленный вперед взгляд и чувствуя на плечах железное прикосновение его пальцев, невольно отступали.