Шрифт:
На пригорке выстроились в несколько рядов вагоны, колеса глубоко сидят в земле. На окнах занавески, как в настоящих домах.
В однообразии этих вагонов есть какая-то жалкая наивность, что-то детское.
Неподвижные вагоны…
Мы с Маро устроились в одном из вагонов, принадлежащих автобусному парку.
На нашем вагоне и в самом деле написано: «Скорый». В вагоне стоит кровать, ребята притащили откуда-то.
Вагоны разные, повидавшие свет. Таблички: «Москва — Андижан», «Ташкент — Душанбе» и даже «Варшава — Петроградъ».
На вагоне, где живут водители — Гаго, Лаврент, Нерсес, кто-то начертал: «Джандам-Джандам» [13] . Может быть, это шутка, а может быть, страничка из их биографии. Вагон чистый, устроенный. На стенах обложки журнала «Экран». Аккордеон, гитара, бутылки…
В соседнем вагоне живут девушки с суконной фабрики.
Из окна нашего с Маро вагона видны все остальные. Я смотрю на эти изношенные, усталые от долгих дорог вагоны и представляю себе большущий поезд, армянский поезд, от которого оторвались, рассеялись по миру эти вагоны — один здесь, другой в Бейруте, третий в Париже, четвертый в Фрезно…
13
Из ада в ад.
— Долго мы будем жить в вагоне?
— Пока он не тронется с места.
— Никогда не тронется.
— Нет, обязательно… Сами потянем, повезем…
— Смешной ты… Где же твоя страсть к туризму?
— А я все увижу из окна…
— Все?
— Все. Весь Восток… и тебя.
Неподвижные вагоны…
Из «Джандам-Джандам» слышны песни. Ребята веселятся.
От каждого вагона тянется тропинка. Где-то они сливаются воедино, расширяются и доходят до главной улицы города. Улица ведет к вокзалу. От вокзала одна из дорог тянется к Ашхабаду. Из Ашхабада есть дорога на Красноводск…
Все дороги сливаются, продолжаются, уходят очень далеко, кружат и кружат по свету, но даже из Венеции снова возвращаются на эту улицу, снова делятся на тропинки, и одна из них ведет к нашему вагону, где живем мы с Маро.
Против чайханы — зоологический магазин.
Температура в тени — сорок градусов. Мы с Маро шагаем под самыми стенами, в тени деревьев. Какое наслаждение эта сорокаградусная тень!
Из чайханы — в тень автобуса, потом два шага под солнцем и, чтобы передохнуть несколько секунд, останавливаемся в тени гиганта-памирца. Памирец уходит, и мы бежим в зоомагазин.
Я разглядываю попугаев и смахиваю капельки пота, сбегающие из-под берета.
— Смотри! — тянет меня за рукав Маро.
Объявление:
«Сегодня в продаже:
1. Рыбки.
2. Попугаи.
3. Обезьяна, резус-макака, цена 50 руб.».
— Купим! — нетерпеливо говорит Маро.
— Посмотри, — показываю я на цену.
— Что-нибудь придумаем.
— На что она нам?
Однако чувствую, что и во мне появляется желание приобрести обезьяну.
— Обезьяна, живая обезьяна, представляешь?.. Я повяжу ей бант на шею, — и Маро обращается к продавцу: — Товарищ, товарищ, дайте нам одну обезьяну!
— Встаньте в очередь, — говорит человек в майке.
— Нам не нужно рыбок, неужели и обезьяны в общей очереди?!
— Почем знать, может, и я покупаю обезьяну, — говорит другой.
Кто-то фыркает.
— Что тут смешного?..
— Товарищи, — объясняет продавец, — обезьяна всего одна… Если желающих из очереди нет, пусть берут молодые люди.
Маро крепко обняла резус-макаку. Обезьяна оценивающе смотрит на нас. Мне кажется, что она хочет уяснить себе наши с Маро отношения. Я подмигиваю обезьяне. Она мне тоже.
Все смотрят на нас. Постепенно растет ватага ребятишек, обступивших Маро.
— Где их продают? — спрашивает какой-то военный.
— Больше нет, всего эта и была…
Влезаем в троллейбус.
— Три билета.
— Тью, тью, тью… — с нежностью обращается худая женщина к обезьяне, затем говорит что-то по немецки соседке.
— Как ее зовут? — спрашивает немка, доставая из сумочки шоколад.
Резус-макаку мы устраиваем в свободном конце нашего вагона. На голову надеваем купленную в Ташкенте панаму.
Смотрим на нее и смеемся.
Макака добрыми глазами смотрит на нас.
Все трое смотрим друг на друга.
Я сплю мало.
Бодрствуя, вижу приятный сон, а когда засыпаю, сон исчезает.
— Чудак! — говорит Маро.
— Почему?.. — глухо бормочу я.
— Ты не похож на других.
— Почему?
— Другие давно бы оставили меня, ушли…
— Почему?
— Так устроен мир…
— И ты не жалеешь?..
— Очень мне нужно!
— Почему?
— Чудак!