– Нет.

Я посмотрела в его глаза. Глубокие и темные. Даже забыла, что когда-то они искрились любовью, когда смотрели на меня. Клайм был без одежды, и я снова увидела татуировку в виде надписи на левой стороне его груди.

– Что здесь написано? – подушечками пальцев я коснулась маленькой надписи. Клайм шумно втянул через нос воздух и на мгновение закрыл глаза, словно мое прикосновение причиняло ему физическую боль. Он резко схватил мою руку, заставив меня дернуться, но не убрал мои пальцы с тату.

– «Ты – часть моей жизни. И всегда будешь ею. Всегда. Я буду любить тебя вечно, Клайм Бейкер» – почти шепотом произнес Клайм, словно эти слова были непростительным заклинанием. Затем он свел свои брови к переносице, и сталь отразилась в его янтарных глазах.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять значение произнесенной им фразы. И как только осознание начало подкрадываться ко мне, мое сердце стало пропускать удары. Я затаила дыхание и почувствовала свой пульс в горле. Эта фраза принадлежала мне. Я написала эти слова на задней стороне хоста, на котором мною был нарисован портрет Клайма.

Я оставила эту картину в доме его родителей, когда убегала в ту роковую ночь. Я хотела подарить ему портрет, но не успела. Я слишком хорошо помню с какими чувствами я писала эту картину, чтобы не почувствовать дрожь во всем теле.

– Не молчи, Рита. Скажи что-нибудь, – его голос стал грубым и прерывистым. Клайм тяжело дышал, и я могла расслышать биение его сердца.

– Почему ты набил эти слова прямо под своим сердцем? – мой голос предательски дрожал и, должно быть, слышался пискляво и жалко.

– Потому что, блядь, это единственное, что осталось от тебя. Небольшая часть тебя всегда была со мной. Прямо под моим сердцем.

Точно так же, как и наш ребенок был под моим сердцем.

Я сейчас задохнусь. Мне не хватает кислорода. Мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок.

– Как ты можешь так говорить?! Ты издеваешься надо мной, не так ли? Находишь забавным играть с моими чувствами?! – я вскрикнула и поднялась на локтях, заставив Клайма отпрянуть. – Не будь же скотиной, Клайм! Хотя бы сейчас перестань издеваться надо мной!

Мой голос надломился и через секунду горячие слезы предательски брызнули из моих глаз. Я обещала себе не плакать, тем более перед Клаймом, но сейчас моя маска дала трещину. Я все еще любила его, а он нагло игрался с моим сердцем, как с чертовой игрушкой.

– Тише… – мягко произнес Клайм и, к моему удивлению, притянул меня к себе. Я уткнулась мокрым лицом в изгиб его шеи, и вдохнула грейпфрутовый аромат его кожи. – Тебе нужно успокоиться.

Я так и сделала. Хоть Клайм сейчас и относился ко мне более мягко, я все еще помнила в какого циничного ублюдка он превратился.

Внезапно его рука потянулась за мою спину и ловкие пальцы Клайма расстегнули мой лифчик. Я была только в нижнем белье, поэтому лямки с легкостью упали с моих плеч, и мне едва удалось прижать тонкую ткань к своей груди прежде, чем Клайм увидит мои соски.

– Ты это серьезно?! Собираешься трахнуть меня после всего? Господи, твоя невеста спит за стенкой!

– Успокойся! – резко протянул Клайм, прищурив глаза. – Никто не собирается трахать тебя. Я просто хочу избавиться от ненужной одежды. Ты нужна мне полностью.

Я продолжала прижимать к груди бюстгальтер, не понимая, что он от меня хочет. Клайм устало вздохнул и коснулся моей руки, сжимающей ткань.

– Я хочу почувствовать тепло твоего тела без всякой гребаной преграды в виде твоего бюстгальтера.

Я, почему-то, расслабила пальцы, и Клайм аккуратно убрал ткань из моих рук. Соски моментально съежились от прохладного воздуха и пристального взгляда Клайма.

– Черт… Мне нравятся твои соски. Они такие розовые.

Он опять вздохнул и покачал головой, будто я была запретным плодом, к которому ему запрещено было притрагиваться. Я думала, Клайм станет приставать ко мне, но, к моему большому удивлению, он лег на свою половину кровати и притянул меня за собой. Я послушно положила голову на его грудь, чувствуя спокойное биение его сердца.

В этот момент мне не хотелось думать о том, что Мартина, Сандра или горничные могут увидеть нас в такой интимной позе. Мне было все равно. Я хотела всего лишь лежать на груди Клайма, чувствовать, как его дыхание постепенно выравнивается, и ощущать его легкие поглаживания на своей спине.

Я вновь видела его. Передо мной было его лицо: суровое, жестокое и ехидное. Он насмехался надо мной. Над моим горем и отчаянием. Я пыталась бежать от него, но Дилан Бейкер догонял меня и вновь тащил в двери частной клиники.