Шрифт:
Яркий представитель «золотой» молодежи. Как с него писано. Телки, бабло и веселье. Что тут забыл?
Какое мне дело. Надо идти отдыхать.
– Можно пройти, - говорю отстраненно, взглядом проводя вскользь. Фиксируюсь на окнах, в которых свет горит.
– Что мне за это будет? – вопрос задается с нахальным смешком.
Возвращаю взгляд на объект. Боже, никогда терпеть таких не могла.
В свое время, из лицея частного попросила меня в обычную школу перевести, в которую Сережа учиться пошёл. Папа исполнял любые мои просьбы. С девятого класса я училась в хорошей школе. Никогда не жалела.
Как – то так вышло, мне было интересно возиться с семилетним маленьким мальчиком, и с братом его девятнадцатилетним тоже. Они моему обществу тоже были не против. Так мы и жили. Дима в ту пору не мог себе позволить няню для брата, после школы до вечера я у них дома была. После работы папа меня забирал. Иногда нас, если Дима задерживался на смене.
К чему я это всё вспоминаю? К тому, что меня бесит заносчивость в людях.
– Я колено тебе тогда не сломаю, - ноги Руслана вытянуты и скрещены, если ступней резко продавить коленный сустав, то вполне.
Зеленые глаз расширяются, следом прищуривается.
– Покажи, как ты это сделаешь, - разваливается в кресле ещё вольготнее.
Смотрю на него и так, и эдак. Кому это нравиться может? Чисто рисуется.
– Руслан Романович, не интересно. Вы в целом не представляете из себя ничего, приложение к папе и к его деньгам, - произношу это низко к его уху наклонившись, унижать парня при всех желания нет.
Никогда бы не позволила себе лишнего, юристам это не позволительно. Даже когда очень хочется, нужно молчать. Пустозвонить – непозволительно. Только вот из – за этого парня, мой последний день рождения прошел без отца. Впервые в моей жизни. Попал в какую – то первоклассную передрягу, избив сына мэра областного центра, соседствующего с нашим регионом. Детки богатеньких мужичков не поделили какую – то каку.
Во мне бурлит личная неприязнь. Саяра Муратова нельзя быть такой.
Руслан после моих слов немного теряется. В какую – то секунду я вижу печаль в его глазах, тут же моргает возвращая привычную наглость. Благо ноги тут же убирает.
– Спасибо, - произношу не глядя.
В доме парней нахожу сразу. Оба друга Димы сразу же самоустраняются.
– Прости, что бросили тебя наедине с детьми. По работе, - бросает взгляд на бумаги, - Минут десять и собирался к тебе. Как долетела?
– Нормально, - знаю, куда он клонит, у них с папой бзик, - Даже не начинай. Знаю всё, что ты скажешь. Ничего особенного, сейчас сплошь и рядом. Я бы даже ничего не поняла, если б шум не подняли.
– Тебя хоть что – то может пронять? – Дима усаживается на подлокотник кресла, в которое я только что села. Напротив стоит пустое.
– У тебя тут уютно, - обвожу глазами комнату, говорю о всем доме.
– Мне нравится тут работать. Никто не мешает. Только Сергей с Машей зачастили в последние месяцы. Коля на воздухе спит хорошо.
– Примерный дядюшка, - постукиваю друга по колену, - А как мне в трубку ругался.
Дима расплывается в улыбке.
– Состояние аффекта, тебе ли не знать. Просто от Сереги не ожидал. Я его лично учил этим пользоваться, - достает из брюк презерватив, поняв всё по мне, тут же убирает его обратно, - Не говори мне, что Данияр всё ещё ждет, - расширяет глаза в таком правдоподобном испуге. Устоять невозможно.
Смеемся вместе.
– Ну и дурак ты, - приступ хохота неконтролируемый. Нервное, иначе никак. На пустом месте.
Не могу отдышаться. Кое - как укладываю кулаки один на один, всё на том же колене, голову гладу сверху.
Нам всегда вместе весело. Порознь мы оба серьезные, и даже, можно сказать, нелюдимые. Наедине ржем по любому поводу. Однажды папа нас так застал, и ненавязчиво попросил меня сдать анализы. Естественно, всё чисто. Просто он так был шокирован приступом хохота неконтролируемого.
После смерти мамы я, и до того не особо веселая, стала очень замкнутой, перестала общаться с подругами. Кроме художественной школы и книг друзей не осталась, сама всех разогнала.
Рисовала только потому, что мама это любила, своих собственных увлечений, по сути, я не имела. Так бы и занималась затворничеством, не встреть одним из вечеров Диму, с тогда еще живым его папой.
Перестаем смеяться только когда к нам Сережа заходит. Он переводит взгляд с брата на меня и обратно.
– Вот что тебе для счастья не хватало. Сидел тут как сыч, мы с Марусей думали у тебя климакс начался, - мелкий явно веселится, подкалывает брата. Стоит руки в карманы джин заложив, ехидничает.
– Ты охренел, - Дима взрывается и тут же тухнет. Начинает сразу смеяться, с новой силой. Не удерживается и заваливается на меня. Взвизгиваю.
– Ну, вы даете, - видеть не могу, но судя по интонации, даже Сережу мы удивили, - То есть и старые бывают с искрой.
– Мелкий сгинь, - Дима опирается рукой за мою голову, пытаясь усесться обратно, - Твой жених меня бы убил, если б это увидел? – произносит на выдохе, вроде и спрашивает, а вроде не очень.
Хлопает дверь.
– Жених? – вот сейчас мелкий точно удивлен.