Впрочем, тогда ни один из нас не допускал мысли, что с этим вообще могут возникнуть какие-либо проблемы. Оказалось, что возможность с ходу стать родителями дана не всем.

В те дни я много думал о беременности Маши, которая однозначно залетела не по плану. А если и по нему, то исключительно выгоды ради. И это меня злило. Особенно когда я видел на дне глаз Нины затаённую печаль, которую она тщательно скрывала от меня.

Этого я не понимал, вследствие чего начинал нервничать сам. Мы не могли забеременеть всего лишь год, а она уже паниковала так, будто на нас был поставлен пожизненный крест бесплодия. Нина не устраивала сцен и не впадала в истерики, но я чувствовал её подавленность и беспокойство, что лоб в лоб сталкивало меня с собственным бессилием. Ради неё я готов был на всё.

Поэтому идея с ЭКО была восприняла мной всецело за. Я мог это оплатить, я мог это проконтролировать, я мог выбрать лучшую клинику, я мог… сделать жену счастливой.

То, что детей будет двое, оказалось сюрпризом, вдруг пробудившим во мне небывалое чувство жадности под названием «МОЯ жена. МОИ дети». Количество не пугало, зато появилась какая-то гордость. Ну и плевать, что через ЭКО, главное — наши.

В целом беременность протекала хорошо. Нина каждый день с упоением рвалась на работу. В связи с наступлением скорого материнства её тянуло сделать этот мир лучше: чище, ярче и счастливее.

И если поначалу я лишь ухмылялся её рвению, то позже, когда с каждым днём её живот становился всё больше и больше, мне уже хотелось лишь одного — запереть её дома и обложить подушками.

— Илюшка, ну не стеклянная я! — отбивалась жена. — Всё хорошо!

В этом-то и была загвоздка: ситуация с беременностью вообще никоим образом не поддавалась моему контролю. Да и сама Нина по каким-то непонятным причинам начала отстраняться, словно боясь показать себя уязвимой. Самостоятельность жены ставила меня в тупик. Нет, она всегда была далеко не из робкого десятка, и я никогда не стремился к тому, чтобы привязать её к себе. Но мне нравилось чувствовать, что я ей нужен, что она всегда может положиться на меня. В тот период всё будто бы незримо изменилось. Но изменения эти на фоне всего остального были столь незначительны, что мне без лишних колебаний удавалось их игнорировать.

Мы были счастливы. По ночам я лежал в постели, рассматривая белеющую в темноте плоскость потолка, и мечтал о том, как стану отцом сразу двоих пацанов. Мне хотелось гонять с ними в футбол, копаться в машинах, бегать по лужам… В общем, радоваться жизни. Но бывали ночи, когда в голову лезли совершенно иные мысли, с привкусом страха и тревоги: а вдруг я стану таким же, как и мой отец? Все логические доводы давали сбой, и мне не оставалось ничего иного, кроме как раз за разом напоминать себе, что прошлое осталось в прошлом.

Однако это тоже был лишь вопрос времени.

Единственным человеком, с которым я поддерживал общение, был дядя Ваня. Я даже был готов познакомить его с Ниной, но тот раз от разу сопротивлялся, повторяя:

— Не со мной ты должен жену знакомить.

— А с кем?

— Как это с кем? С отцом.

— Нет у меня отца.

Отчего-то дядька не терял надежды свести меня с единственным родителем. Я же противился этому всеми фибрами своей души.

В ответ он недовольно кряхтел и клялся, что приедет к нам в гости только после того, как я поговорю с батей.

— Значит, никогда, — резюмировал я.

В город, где некогда обитали мои родственники, я тоже не совался, хотя порой странным образом тянуло. Но откупался от всего этого, в том числе и от своей совести, периодическими денежными переводами дядьке.

В тот день он впервые позвонил мне сам. Мы обменялись привычными репликами о том о сём, после чего мой родственник неожиданно выдал:

— Слушай, Илья, ты же там уже все стены лбом пробил? Забери Каринку к себе в город, пока её Людка вконец со свету не сжила.

***

Карина смотрела на меня испуганными глазами, но спину держала ровно, слегка задрав нос. Это у неё явно от Машки, ибо у когда-то скромной и сдержанной Людмилы я такого не наблюдал. Но даже несмотря на этот вызов, сёстры были абсолютно разными. Старшая уже лет с восемнадцати являла собой воплощение порочного греха, младшая же довольствовалась ролью тихони и серой мышки, которой суждено находится в чужой тени.

Да, с возрастом Карина изменилась: повзрослела, похорошела, набралась уверенности, но всё же ей не хватало Машкиного лоска и энергетики.

— Не нужно мне помогать, — серьёзным тоном заявила девочка из моего прошлого. — Это всё дядя Ваня втемяшил себе в голову: езжай к Илье, он подскажет, что и как…

— Вы так близко общались? — удивился я. Это для меня он был хоть и дальним, но родственником, для Карины же, по сути, никем.

— Не то чтобы прям совсем близко, — слегка стушевалась она. — Просто он в последнее время сильно постарел и… кто-то должен был ему помогать.

— А почему не отец?

Она замялась, уклончиво ответив: