Шрифт:
– Эй вы там, пошевеливайтесь, дьявол вам в глотку!
– услышал он хриплый голос в репродукторе, вделанном в столб калитки.
– Открыта ваша проклятая дверь. Толкайте.
Глава девятая
"МОЗГИ НА ЩУПАЛЬЦАХ"
Холл виллы был просторным двухсветным залом с прозрачным сводом. Внутренние галереи второго и третьего этажей изнутри охватывали холл. Широкая мраморная лестница разделялась на втором этаже надвое. Внизу по обе ее стороны стояли беломраморные статуи Афродиты и Дианы.
Пол был устлан дорогими коврами. Бесценные вазы, японские, китайские, индийские, стояли вперемежку с разностильной мебелью и говорили скорее о расточительности, чем о вкусе. И все это в чрезмерном количестве. Гигантский холл при всей его претенциозности чем-то напоминал типичный для Америки универсальный магазин, и все, что находилось в нем, казалось выставленным на продажу.
Белый концертный рояль "Стейнвей" стоял особняком, выделяясь неожиданным пятном.
Доктор Стилл уже приготовил его для артиста, поднял крышку, напоминающую крыло огромной белоснежной птицы.
Анисимов уселся в мягкое кресло, нежно обнявшее его со всех сторон.
Несмотря ни на что, он готов был слушать музыку и не позволял себе упасть духом.
Оба же его товарища по заключению после "обеда с выстрелами" пребывали в подавленном состоянии.
– Однако вы, сэр, с характером, - не то с восхищением, не то с укором заметил Анисимову профессор О'Скара, когда они вставали из-за стола, отведав наскоро приготовленных овощных блюд.
Солнце. уже не заглядывало через узкие и высокие, как в средневековом замке, окна. В восточных небо приобрело фиолетовый оттенок, а в противоположных - отражало закатную зарю.
– Что-то запаздывает наш артист, - сказал профессор О'Скара, вставая. Пойду сообщу ему о сегодняшнем аншлаге.
И, солидно шагая, благообразный, но понурый, он удалился в боковую дверь.
Ждали его долго. Доктор Стилл нещадно курил сигарету за сигаретой, обдавая Анисимова табачным дымом. Николай Алексеевич старался не морщиться. Оба молчали.
Наконец появился О'Скара, медлительный, даже чуть торжественный.
– Увы, джентльмены, - сказал он, опускаясь в кресло.
– Концерт, очевидно, не состоится.
– Отчего же?
– огорчился Анисимов.
– Наш виртуоз "перебрал", как сказал бы сам об этом, если бы мог говорить. Он находится в весьма плачевном состоянии. И даже потерял свой автомат.
– Что?
– вскричал Стилл.
– Где автомат?
– Я нашел его на пороге спальни Джо, поднял и...
– Где же он? Где?
– вскочил Стилл, глаза его лихорадочно блестели.
– Я положил оружие под подушку Джо. Хорошо, Гарри не заметил. Он пристрелил бы беднягу.
– Гангстер - бедняга! А мы? Не понимаю вас, профессор, - возмутился Стилл, с размаху снова опускаясь в кресло.
– Вы отказались от оружия, которое могло вернуть нам свободу! Вы умалишенный!
– Не горячитесь, доктор Стилл. Я не мог взять оружие, ибо это повлекло бы кровопролитие, что противно божьей воле.
– А держать нас - это с ведома господа бога?
– Доктор Стилл, я уважаю ваши убеждения и рассчитываю на то же с вашей стороны.
– Даже если это лишает меня свободы, которую я мог бы обрести с оружием в руках?
Анисимов внимательно присматривался к своим коллегам и наконец решил вмешаться в спор:
– Джентльмены, я сожалею, что концерт не состоится.
– Да, сэр, концертант мертвецки пьян, - подтвердил профессор О'Скарра.
– Но не заменить ли нам музыку беседой?
– Я готов. Но только после того, как выясню, где теперь автомат!
– живо отозвался Стилл.
Он почти бегом выскочил в дверь, куда перед тем уходил О'Скара. И уже через минуту вернулся:
– Там горилла-Гарри. Он приводит в чувство своего напарника. И страшно ругался, увидев меня. Мог бы пристрелить. Честное слово!
"Честное слово!" - Анисимов грустно улыбнулся. Перед его мысленным взором предстала Аэлита, такая далекая и в то же время близкая. Как убивается, бедняжка, не зная, где он и что с ним!
Но на лице Николая Алексеевича ничего больше не отразилось, и он обратился к профессору О'Скара:
– Не скрою, профессор, ваш поступок с автоматом и Джо тронул меня, даже удивил, но вызвал и уважение.
О'Скара поклонился. Они сидели рядом в креслах, а Стилл напротив.
– Но в то же время у меня возникла мысль. Как же вы, столь гуманный по своей натуре человек, тем не менее отдаете свои знания для создания страшных средств массового уничтожения?
– Боюсь, что вам, атеисту и коммунисту, не понять меня, дорогой академик. Вы верите в свои доктрины, я в бога. Ни один волос с головы человека не упадет без воли господней. И если я сделал кое-что в области физики и помог тем профессору Тейлору создать водородную бомбу, то этот же мой вклад используется ныне и для управляемой термоядерной реакции, сулящей человечеству избавление от энергетического голода.