Шрифт:
Ты спрашиваешь, что мы будем делать, когда кончится отпуск? Он кончится не скоро, товарищ. К тому времени ты... как тебе сказать? К тому времени тебе будет наплевать. И мне тоже, если чертову ногу отрежут. Но мы не отправимся на чужое судно с чемоданчиком... Ты знаешь Терентьича, Дик? Старый старик, лоцман, а не мог на своих ходить. С нашего судна не знали, как его спустить, а на чужом - как принять. Так он сейчас развешивает флаги в порту. Наши флаги развешивает, Дик...
В этот момент послышался голос радиста, который опять встал на вахту за дверью:
– Ефимыч...
Что ему нужно, Дик? Он хочет научиться страданию, хочет постичь тонкие разговоры. Он хочет каких-то красивых слов... Но зачем? Или ему дано написать "Анну Каренину"? Хотя бы ее прочесть!..
– Иди застрелись.
– Не пойду я...
– Почему?
– Водолазы пароход нашли. Старшину, правда, притопило.
– Совсем?
– Не совсем. Еще девчонку вытащили. Хотите посмотреть?
Просеков задумался.
Ведь он видел ее, когда тонула. По миражу, в перевернутом корабле. А какая она на самом деле? Должно быть, крупна, неповоротлива, как все северные красавицы... Бедное дитя!
– Новости все?
– Погода без изменений.
Что-то не сходятся концы...
Просеков посмотрел в иллюминатор и невольно отшатнулся, увидев вплотную лицо грозы... Вот теперь все логично. И это меняет дело, Дик!
Достал конверт со свежей рубашкой. Подумал и вынул из шкафа мундир.
Побриться...
Кто ему нужен на сегодняшний день? Он сам. Один матрос, и такой есть: Шаров. Боцман с метлой. Ну, и радист Свинкин, пока не поумнел.
– Входи!
Радист сразу присмирел, разглядев на лице капитана знакомое дьявольское выражение.
– Играть обратно?
– Пусть докрашивают.
14
Острова отдалились, затянулись синью.
"Кристалл" прибавил ход, выскальзывая в открытое пространство, и стол, за которым они сидели, то плавно поднимало, и тогда иллюминаторы впускали яркий свет атмосферы, то плавно опускало, и в посту как бы наступали мгновенные сумерки.
На закуску были консервы, которые Ковшеваров достал из провизионки "Волны". Ильин перед этим отправился за барокамеру, где у них хранилось в шкафчике спиртное и стояла мензурка с делениями, по которым его следовало отмерять. Правда, эти деления жили лишь в воображении Ивана Иваныча, доктора физиолога отряда. Однако начали с них, о чем Юрка сообщил, вернувшись:
– По двадцать пять капель, морских...
– За что будем пить?
– спросил Ковшеваров, который не любил без тоста.
– За девчонку...
Девушка сейчас проходила рассыщение в барокамере, где посредством сжатия воздуха было смоделировано погружение на глубину. Всем им, и в том числе Юрке, было известно, что она обречена. Девушка могла умереть в любую минуту. Но удивление, что она все еще жива, было велико, и было так велико искушение поверить в счастливый случай, что старшина не отклонил тоста.
– Добро.
Вошли боцман Кутузов и Леша Шаров. Вслед за ними появился повар Дюдькин.
– Нам килька, а сами жрут колбасу, - сразу усек разницу боцман.
– Ты почему одну банку взял, хохол?
– А ты там две положил?
– окрысился Гриша.
Как всякий водолаз, он относился к тому, что забыто под водой, как к своей личной собственности. Банки с килькой oн, можно сказать, вынул не из "Волны", а из своего рундука. И хоть отдал на съедение команде, но это причинило ему душевное страдание.
– А много там чего есть?
– допытывался боцман.
– Я к тому, - объяснил он, присаживаясь, - что сурик железный, если в воде лежит, лучше становится.
– Надо сурик, слазь!
– Разве мне? Для палубы.
– Палуба! На твоей палубе курице негде какнуть...
Когда Кутузова обижали, он глубоко чувствовал несправедливость... Но разве такому, как Ковшеваров, объяснишь, что на чистом пароходе ты и в ватнике генерал? "Кристалл" сверкает, как чайка, а кто из них вышел посмотреть?.. Кляня судьбу, которая не благоволила ему на таких, как "Кристалл", специальных судах, Кутузов вдруг подумал ни с того ни с сего: "Если выживет девчонка, и моей красочке долго жить!" - и выпил за свое, закусив колбасным фаршем.
Шаров к фаршу не притронулся, а от спиртного не отказался.
– Coy-coy.
– Помнишь, Дракон, про сны?
– толкнул Кутузова Ильин.
– Так я вспомнил, что видел утром.
– Что?
– Сынулька приснился, приснился... Как я про него забыл!
– запоздало сокрушался Юрка.
– Это к диву. Вот появится в Маресале вместе с мамашей...
– Сказал! Она в райцентр, в Сарапул, выбирается раз в год.
Ильин не был разведен официально. Жена не подавала на развод, надеясь, что он к ней вернется. Считалось, что Ильин свободный, хоть и женат, и это доставляло ему удовольствие. Вспомнив о сыне, которого любил, Ильин распространил свое хорошее настроение и на жену. Открыв ящик стола, он разыскал в свидетельстве парашютиста ее фотокарточку и показал всем: