Шрифт:
– Герман Николаевич...- Кутузов, потоптавшись на ковре, демонстративно оглядел остальных.
– Я принял решение кое-кого заложить.
– Давай...
Милых, не умея долго стоять, сел.
– Просеков... что вы так за него переживаете... пошел к дружку на "Бристоль". Не могут один одного перепить, вот и зацепились. Дюдькин... вчера сбил стул в салоне, свинцовый.
– Дюдькин? Старый моряк!..
– Милых отказывался верить.
– А другие? Вот старшина сидит молчком. А вы спросите! Девку поймал в пузыре и крутит с ней.
– В каком пузыре?
– Откуда я знаю, какие они? Эх, пропили судно!
– сказал Кутузов свое обычное и так закрутил цепью, что сидевшие за столом пригнули головы.
Милых посерьезнел, но выражение озабоченности, готовое сложиться на его лице, не сложилось. Было видно, что Милых, передохнув, чувствовал себя хорошо.
– Подумай, Валентин, - сказал он, - а как без такого парохода быть? А так хоть есть куда списать людей, для дисциплины...
– И, чувствуя, что Кутузова не убедил, спросил: - Ты-то сам разве не пьешь?
– А вот и нет!
– воскликнул Кутузов, как будто ожидал этого вопроса. Поэтому прошу меня с "Кристалла" уволить на "Агат".
– У тебя виза прикрыта, - сказал Подлипный.
– За драку в Париже с американцами.
– Так не доказано, что я! Ажаны прислали снимки, а я там снят с затылка.
– Сам говоришь, что снят.
– Мало что! А ты докажи?
– Кутузова не вычеркнули, - подсказал Подлипному третий штурман. "Птичку" поставили, на усмотрение.
– Птичку! А кто взял "Трость"*, впервые в советском флоте? А как на спасение - шиш тебе...
– взвинтился боцман.
– Прошлый раз, когда немец стукнулся о скалу, Просеков говорит: "Плыви на немецкое судно! Если потопят, отвечаешь"... Вот я и стерег в трюме, с телогрейкой. А потом говорят: "Тебя на вахте не было..."
* "3олотая Трость Монреаля" - специальный приз, которым удостаивают в Канаде атлантическое судно, пришедшее последним в старом году.
– Ты что же!
– хмуро спросил Подлипный.
– Из-за денег к нам?
– Из-за ордена! Не хватает одного для хорошей пенсии.
– Ты понимаешь, о чем говоришь? Ты на советском флоте?
Назревал скандал. Но тут на помощь Кутузову пришел Милых.
– Обожди-ка, Валентин, с орденом... Да и откуда ты высчитал, что тебе не хватает? Пересчитай еще раз.
– Нет одного!
– А ты моего боцмана видел? Старик, сядет и уснет...- Милых, расчувствовавшись, чуть не уронил слезу.
– Должен я ему обеспечить спокойную жизнь?
– Так что, если спит? Так плохо! Тяжеловесы вооружать - а он в сон. Буксиры...
Кутузов, если подумать, был в своей безапелляционной настойчивости более прав, чем расслабленный старческой немощью Милых. Он не просил чужой пост, он требовал место свое. Однако Милых, задумавшись на секунду, ответил непреклонно:
– Я тебя, Валентин, не возьму.
– Почему?
– "Агат" без тебя обойдется.
Неизвестно, что имел в виду Милых, только всем от его слов стало неловко.
Кутузов, потемнев лицом, собрался уходить. Но у двери задержался:
– А я вам, Герман Николаевич, хотел рассказать про сон.
– Про сон?
Приунывший Милых оживился.
– Макарика помните, боцмана? Который возле Коломбо утонул, акулы съели...
– Да.
– Приснилось: подает мне буксир с аварийного судна. Взял проводник, тяну трос. А идем вроде как в течении с сильной волной. Начал буксиром мачту обносить, вижу: все равно сломает. Тогда беру концы и - раз!
– кладу на кнехты. По завиткам волн, как руки легли...
– И что?
– Потекли концы! Только чуть лебедкой поправляю. А сам думаю: "Что же я делаю? Что сейчас будет?" - и проснулся.
Кутузов от волнения уронил цепь.
– А не помнишь, как крепил?
– Не успел запомнить. Разбудили...
– Я тебе выходной дам! Работать не смей, войди в воспоминание... прямо упрашивал его Милых.
– Ведь на буксирах надо вести целый флот...
– Выходной на море? До свндания вам...
– И с гордым видом вышел.
Теперь все смотрели на Милых. Наверное, разговор с Кутузовым его утомил, и он сидел не шевелясь, положив на скользящую поверхность стола свои белые, пухлые, как подушечки, руки. Сидел, окунувшись в какие-то мысли, но выражение лица у него было такое, словно он что-то приготовил и сейчас всех удивит.