Благодаря репутации выносливого, приспособленного к суровым природным условиям существа рыбный филин стал почти таким же символом Приморья, как амурский (или уссурийский) тигр. Но несмотря на то что оба вида обитают в одних и тех же лесах и находятся под угрозой исчезновения, о жизни пернатых охотников на лосося мы знаем гораздо меньше. Первое гнездо рыбного филина обнаружили {5} в России только в 1971 году, а в 1980-х годах в стране, по некоторым оценкам {6} , обитало от 300 до 400 пар этих птиц. Их будущее вызывало серьезные опасения. Кроме того, что для гнездования рыбным филинам нужны большие деревья, а для пропитания – богатые рыбой реки, о них мало что было известно.

К началу 1980-х годов на другом берегу моря, в Японии {7} , всего в нескольких сотнях километров отсюда, численность рыбного филина не превышала сотни особей, тогда как в конце XIX века их насчитывалось в пять раз больше. Тамошняя популяция оказалась в осаде, лишившись мест гнездования из-за вырубки лесов и источника пищи из-за строительства речных дамб, перекрывших традиционные пути миграции лосося вверх по течению. Рыбных филинов Приморья от подобной судьбы уберегли инерция советской системы, слаборазвитая инфраструктура и низкая плотность населения. Но в условиях свободного рынка в 1990-е годы появились богатство, коррупция, и на нетронутые природные ресурсы Северного Приморья, считавшиеся главной защитой рыбного филина, устремились алчные взгляды.

Рыбные филины России оказались под ударом. Когда вид живет рассредоточенно и размножается медленными темпами, любое масштабное или продолжительное вмешательство в естественную среду его обитания может означать стремительное сокращение численности популяции. Подобное наблюдалось в Японии, а для России могло обернуться исчезновением одной из самых таинственных и замечательных птиц. Российский закон защищал и рыбных филинов, и другие виды животных, находящиеся под угрозой исчезновения {8} , – запрещалось не только убивать их, но и разрушать места их обитания, – но из-за отсутствия точного представления о том, каковы их потребности, невозможно было разработать действенный план по их сохранению. В отношении рыбных филинов подобных мер не принималось {9} , и к концу 1990-х годов ранее недоступные леса Приморья все чаще становились местами добычи ресурсов. Необходимо было как можно скорее разработать продуманную стратегию сохранения рыбного филина.

Сохранение и защита – разные вещи. Для защиты рыбных филинов мне не понадобилось бы проводить исследования: я лоббировал бы в правительстве запрет на лесозаготовку и рыбный промысел в Приморье. Эти обширные меры оградили бы рыбных филинов от опасности, устранив любые угрозы их существованию. Но помимо их нереалистичности, такие шаги не учитывали бы интересы двух миллионов жителей региона, значительная часть которых зарабатывает на жизнь тем, что валит лес и ловит рыбу. Потребности рыбного филина и человека в Приморье неразрывно связаны; и те и другие веками зависели от одних и тех же ресурсов. До того как закидывать в реки сети и рубить деревья для строительства и продажи стали русские, этим занимались маньчжуры и коренные народы. Удэгейцы и нанайцы {10} изготавливали красивую вышитую одежду из рыбьей кожи и строили лодки, выдалбливая их из стволов исполинских деревьев. Потребности рыбного филина в этих ресурсах всегда оставались скромными, а вот запросы людей со временем только росли. Моей целью было вернуть равновесие в эти отношения, сохранить необходимые природные ресурсы, и научное исследование было единственным способом понять, как это сделать.

В конце 2005 года я назначил встречу с Сергеем Сурмачом в его офисе во Владивостоке. Он сразу мне понравился: невысокий, подтянутый, с добрыми глазами и копной буйных волос. У него была репутация человека, открытого к взаимодействию, поэтому я надеялся, что он примет мое предложение о сотрудничестве. Я объяснил ему свой интерес к рыбным филинам тем, что пишу кандидатскую диссертацию в Университете Миннесоты, а он рассказал мне все, что знал об этих птицах. По мере обсуждения взаимная симпатия росла, и вскоре мы договорились о совместной работе: мы собирались как можно подробнее изучить тайную жизнь рыбных филинов и использовать полученную информацию для разработки реалистичного плана по их сохранению. Ключевой вопрос нашего исследования был обманчиво прост: какие особенности ландшафта важны для выживания рыбного филина? Мы уже имели общее представление {11} об этом: большие деревья и много рыбы, но у нас ушли годы на то, чтобы понять все нюансы. Если не считать эпизодических наблюдений наших предшественников-натуралистов, мы начинали практически с нуля.

Сурмач имел обширный опыт полевых исследований. У него было все необходимое для продолжительных экспедиций в отдаленные уголки Приморья: огромный ГАЗ-66 повышенной проходимости, оборудованный жилым отсеком с дровяным отоплением, несколько снегоходов и небольшая команда полевых ассистентов, которые знали, где искать рыбных филинов. Мы договорились, что во время нашего первого совместного проекта Сурмач и его команда возьмут на себя основную часть логистики и кадровые вопросы на территории России, я же познакомлю их с современной методологией и обеспечу бoльшую часть финансирования проекта посредством исследовательских грантов. Мы разделили работу на три этапа. На первом этапе, который займет две-три недели, мы готовимся. Далее в течение двух месяцев определяем исследуемую популяцию рыбного филина. Заключительный этап – отлов птиц и сбор данных; на это уйдет четыре года.

Я ликовал {12} : ничего общего с устаревшим, кризисным подходом, когда обессилевшие и недополучающие финансирования биологи борются за то, чтобы предотвратить исчезновение животных там, где экологический урон уже нанесен. Бoльшая часть Приморья по-прежнему оставалась нетронутой. Коммерческие интересы еще не успели одержать здесь победу. И пусть мы сосредоточили внимание только на одном из вымирающих видов – рыбном филине, – наши рекомендации по управлению лесным хозяйством могли помочь защитить целую экосистему.

Зима считалась самым подходящим временем для поиска рыбных филинов – в феврале они начинали активно токовать и оставляли следы на заснеженных берегах рек, – но у Сурмача в тот момент было много работы. Возглавляемая им неправительственная организация заключила многолетний контракт, по условиям которого должна была отслеживать популяции птиц на острове Сахалин, и ученому приходилось проводить зимние месяцы в переговорах по решению организационных вопросов. Поэтому, несмотря на регулярные консультации с Сурмачом, мне так и не удалось поработать с ним в полевых условиях. Вместо этого в качестве доверенного лица он присылал своего старого друга и знатока тайги Сергея Авдеюка. С середины 1990-х годов Авдеюк и Сурмач совместно трудились над изучением рыбных филинов.