Придерживаясь ранее избранной тактики допроса — благожелательного отношения к допрашиваемому и удержания инициативы в руках следствия, Духанин, прежде чем выяснить, кто же из американских «дипломатов» предлагал Полякову остаться за границей, а затем перебраться в США, решил поменять тему допроса и возвратиться к выяснению причин провалов разведчиков-нелегалов. К тому времени оперативно-следственная группа завершила свои исследования серии загадочных провалов. Показания отдельных сотрудников ГРУ о том, что это было дело рук Полякова, являлись, конечно, важными, но они не имели под собой каких-либо доказательств, и только с помощью объективного выяснения всех обстоятельств можно было рассчитывать на полное понимание происшедших событий и выявление действительного предателя девятнадцати нелегалов. В их длительную подготовку для тайной работы за рубежом вкладывались большие деньги, эти люди составляли золотой фонд советской разведки, они проживали в чужих странах по поддельным документам, ходили по лезвию ножа и находились там по несколько лет без близких родственников и знакомых.

Глубокий и детальный анализ реальных потерь в агентурной и нелегальной сети ГРУ, который применили следователи группы Духанина по каждому фигуранту, позволил окончательно установить вину предателя Полякова. Поэтому на допросе Духанин, имея под рукой данные объективного анализа, потребовал от арестованного генерала подробного отчета обо всех агентах, находившихся на связи в период работы в США, а также о разведчиках-нелегалах, действовавших в зоне ответственности его резидентуры. Этому было посвящено несколько продолжительных допросов, и на каждом из них Александр Сергеевич буквально выжимал из Полякова показания, требуя их с такими подробностями, что ему невольно приходилось как бы еще раз переживать время своих первых командировок в США.

Закончив выяснение обстоятельств провалов разведчиков-нелегалов, следователь неожиданно для Полякова перешел к его работе в Рангуне:

— Из оперативных материалов ГРУ видно, что в период служебной деятельности в Бирме вы поддерживали тесные взаимоотношения с военными атташе из Франции, Израиля и Индии. Назовите их, пожалуйста, и дайте показания, какого характера были эти отношения? И чем они закончились?

Поляков нервно дернулся и осторожно начал:

— Военным атташе из Индии был полковник Митра, из Израиля — полковник Ашер Гоннен, а из Франции — подполковник Андре Готье. Он же был военным атташе и в Таиланде. Мои отношения с ними носили обычный служебный характер. Как все военные дипломаты, мы обменивались малозначимой, несекретной информацией. Лично я, чтобы показать Центру свою активность в подборе и изучении иностранцев, преподносил их в донесениях в Москву как кандидатов на вербовку. А чтобы убедить руководство в полезности и перспективности контактов с ними, я в своих отчетах в разведцентр сообщал полученные якобы от них сведения, хотя на самом деле информация исходила от других источников резидентуры. Попытки перевести работу с Готье, Митрой и Гонненом на агентурную основу успеха не имели. Готье и Гоннен вскоре уехали домой, даже не поставив меня в известность. Митра оставался в Бирме, но никакого проку от него не было…

— Получается, что вы тогда «липовали»? — прервал его следователь.

На лице Полякова расцвела улыбка:

— А кто из нашего брата не «липовал» тогда? Все разведчики в той или иной мере не только «липовали», но даже иногда и переписывали из газет нужную им информацию для передачи ее в Москву.

— Ну хорошо. А теперь я попрошу дать показания о ложной «разработке» американского разведчика Пола Диллона в Индии, о встречах с ним и о том, что вы выдали ему.

Поляков, не колеблясь, назвал всех своих подчиненных, работавших в бомбейской и делийской резидентурах, а также хорошо знакомых ему по работе в Центре сотрудников разведаппаратов ГРУ во Вьетнаме, Бирме, Кампучии, Китае, Камбодже, Гонконге, Лаосе, Малайзии, Филиппинах, Сайгоне и Сингапуре.

— Работая в Москве начальником направления стран Юго-Восточной Азии, я знал об их командировках в эти страны, — пояснил генерал Поляков. — И потому предоставил Полу Диллону исчерпывающую о них информацию. Если подсчитать, то я выдал тогда более сотни разведчиков из ГРУ и агентурную группу нелегалов в Сайгоне из шести французов во главе с Дином… — Поляков сделал паузу, припоминая что-то еще, потом добавил: — Все операторы из ЦРУ, и особенно Джон Мори из ФБР, всегда интересовались судьбой моих коллег, провалившихся за границей. Американцы хотели знать, навсегда ли такой разведчик потерян для советских спецслужб? И может ли он выезжать потом за рубеж в новые командировки? Я сказал тогда, что после разоблачения Пеньковского практика ГРУ основывалась на правиле, согласно которому «провалившийся» разведчик отводился от загранкомандировок. Со временем эта линия была пересмотрена, и к решению подобных задач стали подходить дифференцированно и более гибко. Должен еще заметить, что американцев очень интересовал вопрос о кадровых перестановках. То есть я хочу сказать, что они стремились быть в курсе всех перемещений и назначений офицеров нашего ведомства.

— Сколько по времени продолжалось ваше сотрудничество с Диллоном?

Поляков еще раз убедился, что следователь располагает полной и достоверной информацией о его жизни и работе за границей. И, изумленно выдохнув, признался:

— Встречи с Диллоном я прекратил только после того, когда резидент КГБ в Индии Яков Прокофьевич Медяник сообщил о принадлежности Пледа к ЦРУ США. К тому времени я получил звание генерал-майора и потому не стал искушать судьбу, доложил сразу в Центр. Ответ получил незамедлительно: дальнейшие контакты с Пледом прекратить. Однако я продолжал встречаться с ним, но теперь уже на конспиративной основе, в номерах делийских отелей «Ашока» и «Оберой».

— Так сколько же времени вы находились у него на связи?

— Два года. На последней, одиннадцатой по счету встрече Диллон ознакомил меня с разработанным в Лэнгли быстродействующим, малогабаритным приемо-передающим устройством под названием «Брест». Размером со спичечную коробку, этот передатчик мог накапливать большой объем шпионской информации и «выстреливать» ее в течении двух-трех секунд в окно жилого или служебного помещения американцев на расстоянии до ста метров. Возвратившись из командировки в Москву, я провел девять сеансов ближней радиосвязи с использованием быстродействующего передатчика «Брест».

Духанин: Кем подбирались места для проведения такой радиосвязи?

Поляков: Все места для такой радиосвязи подбирались американцами, я к этому никакого отношения не имел. Меня лишь обязывали работать в Москве на определенные квартиры, в которых проживали сотрудники американской разведки. При этом мне рекомендовалось в целях безопасности вести связь с различных точек в Москве. По мнению американцев, этого было вполне достаточно для того, чтобы избежать возможности выявления моих радиосигналов в эфире, их расшифровки и захвата меня с поличным. Вместе с тем они не были уверены в абсолютной безопасности и поэтому проинструктировали меня в отношении линии поведения. Например, если я буду замечен кем-либо с радиоаппаратом в руках и буду при этом в военной форме, то мне предлагалось объяснять наличие данного устройства тем, что это связано со служебной деятельностью по линии Министерства обороны. Если же буду в гражданском, то рекомендовалось сослаться на принадлежность к органам КГБ. Речь шла, разумеется, о случайных людях, которые могли заметить мои манипуляции с передатчиком. При этом Диллон предупреждал еще о том, что все передачи записываются и фиксируются соответствующими службами советской контрразведки, а потому существует возможность световой раскладки сигналов радиопередатчиков и возможной расшифровки сообщений. А что касается конкретных мест проведения мною сеансов радиосвязи, то они осуществлялисьпрямо из троллейбуса с улиц 26-ти Бакинских Комиссаров, Большой Полянки, Ленинского проспекта и Садового кольца.