По факту разгрома агентурной сети в США в ГРУ была создана специальная комиссия. Она проанализировала каждый провал в отдельности и в совокупности с другими и пришла к выводу, что основными причинами явились нарушения конспирации офицерами-связниками или же самими агентами. А провалы нелегалов Жакоба и Троповой были списаны на ранее разоблаченного шпиона, подполковника ГРУ Петра Попова. По завершении работы комиссии было расформировано нелегальное управление военной разведки как недееспособное и не имеющее базы в других странах.

Неудовлетворенный такими неглубокими выводами полковник Сенькин, ранее работавший с Поляковым в Нью-Йорке, встретившись с ним лицом к лицу в стенах «аквариума», после никчемного словесного обмена сведениями завел нелицеприятный для него, «кусательный» разговор:

— Если бы выяснением причин массовых провалов занялась Контора Глубокого Бурения, я имею в виду КГБ, то выводы могли бы быть совсем другими. — Я на сто процентов уверен, что подозрения могли бы тогда пасть на кого-то из сотрудников нью-йоркской резидентуры, когда вы были там заместителем резидента. Кстати, такие слухи по сей день бродят по нашей конторе. Вот, не дай бог, начнется расследование кагэбэшниками. А уж они-то докопаются до истины…

Поляков несколько секунд молчал, оценивая то, что сказал Сенькин: неожиданно ему пришло в голову, что Анатолий Борисович шантажирует его, но он тут же отбросил эту мысль как явно нелепую. «Сенькин не тот человек, чтобы шантажировать», — подумал он и, с тревогой взглянув в глаза его, тихо спросил:

— И что же муссируется в тех самых «бродячих» слухах? Кого хоть подозревают?

Сенькин вначале растерялся, не зная, что ответить, потом сказал:

— Но я же говорил вам, подозревают всех тех, кто располагал хоть какой-то информацией о нелегалах и других агентах в Америке. И, разумеется, подозревают и лично вас, Дмитрий Федорович. Вы же, как заместитель главного резидента, знали и готовили к работе всех наших нелегалов в США. А офицеры из группы обеспечения имели дело только со своими двумя-тремя агентами.

Неприятный холодок пробежал по спине Полякова. Он стал весь как натянутая струна, услышав то, что сказал Сенькин. Затем изобразил искреннее удивление, покачал головой и бесстрастно обронил:

— Все это чушь, Анатолий Борисович!

— Нет, Дмитрий Федорович, это не чушь! — парировал Сенькин. И, вспомнив двухгодичной давности посещение резиденции американской миссии при Военно-штабном комитете, когда Поляков задержался на две с лишним минуты, добавил: — Слухи, Дмитрий Федорович, великая вещь! Они рождаются, долго живут и умирают по неведомым нам законам…

Морщась, словно от внутренней Длительной боли, Поляков молчал.

— Мне вот до сих пор непонятно, — продолжал Сенькин, — почему два года назад, когда мы вместе были у генерала О’Нейли, вы задержались в офисе почти на три минуты? Вы же, наверно, понимали, что там были два сотрудника ФБР, и они могли вам устроить такую провокацию, после которой вы никогда бы не смогли отмыться.

Вконец сбитый с толку Поляков сильно покраснел, зловеще улыбнулся краешком губ и грубо процедил:

— Хам ты, Толя, и плебей! Я догадываюсь, что ты вот тоже подозреваешь меня. А зря! Грех будет на тебе за это! — и он посмотрел на Сенькина таким злобным взглядом, словно хотел плюнуть ему в лицо.

Тут уже не выдержал и Сенькин:

— Да все мы были для тебя плебеи. И, как ты любил нас называть в Нью-Йорке, все мы — коновалы, — перешел он в обращении на «ты». — Как бы то ни было, Дмитрий Федорович, но я считаю, что ты тоже повинен в провалах наших людей в Америке.

Эти слова словно обухом по голове ударили Полякова, он сразу стал ниже ростом, оцепенение вдруг настолько охватило его, что готовые сорваться упреки застряли комом в горле. Преодолев спазм, он все же раздраженным голосом ответил:

— Значит, ты все-таки причисляешь меня к числу виноватых в провалах нелегалов? Никогда бы не подумал, что ты опасный человек.

По тону Полякова Сенькин понял, что тот обозлен на него до предела, и, чтобы как-то смягчить нелицеприятный разговор, спокойно проговорил:

— Не надо меня опасаться, Дмитрий Федорович. Это еще не тот день, которого стоит опасаться. Тот день, как подсказывает моя интуиция, придет потом. Уж он-то наверняка все расставит на свои места. Вот его ты и бойся!

— Да пошел ты куда подальше! — вспылил Поляков, покрываясь холодным потом. — Я за родину кровь проливал, а ты вздумал подозревать меня чуть ли не в предательстве. Да какое ты имеешь право на это! Ты просто наглый шантажист! Наслушался каких-то нелепых слухов и давай покрывать меня сверху донизу своими подозрениями. Вот зачем ты ссылаешься на свою мутную интуицию! Было бы лучше, если бы ты молчал со своими глупыми предсказаниями о каком-то опасном дне. Да и вообще, кто ты такой! — он продолжал смотреть на Сенькина злыми горящими глазами.