Шрифт:
Хог: Вы познакомились на съемках «Первого парня».
Морган: Да. Я до этого сыграла несколько мелких ролей, а эта была первая серьезная. Агент по поиску актеров увидел меня в постановке в Вирджинском университете. Я приехала сюда на пробу, и «Уорнерс» подписала со мной контракт.
Хог: Ваши первые впечатления?
Морган: Помню, Гейб мне показался очень милым. Вежливый молодой человек, очень красивый, явно слегка ошарашенный своим успехом. Он держался довольно скромно. Артур был совсем другой. Он не переставал хвастаться, то и дело подпрыгивал на месте, отпускал шуточки. У него энергии хватало на троих. Как маленький ребенок, ему все время требовалась похвала. В жизни не встречала никого, кто бы больше нуждался в похвале.
Хог: Он вам понравился?
Морган: Ну, скорее… Понимаете, в «Первом парне университета» я по сути играла себя. В Вирджинии я была королевой красоты университета. Парни вечно начинали заикаться, когда со мной заговаривали. Или пытались ко мне подкатить. Или просто стояли и глазели. А Артур с самого начала стал меня дразнить. Доставал меня, обзывал дурацкими кличками вроде Дылды или Глисты. Обращался со мной совершенно по-хамски — но очень обаятельно, конечно. Мне это страшно нравилось. Наконец, где-то через неделю после начала съемок он подошел ко мне на съемочной площадке и сказал: «Слушай, дылда, мы с Гейбом и еще парочка ребят решили, что ты слишком уж нервная и вообще тот еще геморрой, и кому-то надо тебя хорошенько трахнуть, или фильму кранты».
Хог: Вы шутите.
Морган: Честное слово, все так и было. «Так что мы тянули жребий», сказал он. Я спросила: «И ты выиграл?» Он ответил: «Нет, я проиграл». Если б это был кто-то другой, я бы ему залепила по физиономии. Но Артур… Это он таким образом говорил «по-моему, ты потрясающая, хотелось бы мне набраться храбрости и пригласить тебя на свидание».
Хог: И вы пошли с ним на свидание.
Морган: Я слишком мало знала приличных парней. Тут с такими не познакомишься. И на вечеринки не ходила. Он повел меня в Оушен-парк. Мы катались на аттракционах и ели сахарную вату. Мне казалось, будто я снова в школе. Артур так нервничал, что болтал не переставая. Он говорил о том, сколько денег заработает. О том, как перевезет сюда мать. О…
Хог: О своем отце?
Морган: Нет. Это только через много месяцев, когда окончательно удостоверился, что я его люблю. После первого свидания он упал на колени и сделал мне предложение. Он так делал каждый раз, когда мы виделись, — а это случалось все чаще и чаще. Согласилась я примерно через полгода, когда они с Гейбом поехали в турне. Гейб был шафером.
Хог: Вы были счастливы вместе?
Морган: Поначалу да. Он меня обожал. Мне казалось, что он самый милый человек на свете. Плюс рядом с Санни Дэем вообще было веселее жить. Проблема была в том, что не так-то часто он бывал рядом. Они с Гейбом или снимали кино по четырнадцать часов в день, или уезжали в турне. А Артур был очень старомодный. Когда родилась Ванда, он настоял, чтобы я ушла из кино и занималась ею. Так что я торчала дома с его матерью, которая переехала к нам, когда мы купили свой первый дом в Пасифик-Пэлисейдс.
Хог: Вы с ней уживались?
Морган: Насколько это вообще возможно. Она была ужасная, злобная женщина. Мне неприятно это говорить, но это правда.
Хог: По его рассказам у меня такого впечатления не сложилось.
Морган: Неудивительно. Но она вечно его клевала, принижала, твердила, что его отец был бездельником и алкоголиком и он сам ничуть не лучше.
Хог: Когда у вас начались проблемы?
Морган: Довольно рано. Я хотела чего-то большего. Настоящих отношений. Но для Артура я была скорее трофеем. Свободное время он предпочитал проводить со своими ребятами — играть в карты, ходить на скачки. А когда они с Гейбом выступали в Вегасе, они… они спали с женщинами. С разными женщинами. Я один раз его поймала, когда он вернулся. Он оставил пачку презервативов на комоде. Может, специально, чтобы я увидела. Я была в ярости. Он расплакался. Сказал, что он меня не заслуживает, что он родился в грязи, где ему и место. Предложил разъехаться. Даже вещи начал паковать. Вынудил меня умолять его остаться. И я умоляла, хотя пострадавшей стороной была именно я.
Хог: А вы ревновали к этим другим женщинам?
Морган: Конечно, хотя он обычно настаивал на том, что он их вообще не хотел, это они его хотели, а он не смог отказаться. Артур очень комплексует по поводу своей внешности. Завоевательский подход к женщинам — это скорее Гейб. Стоило ему заметить в ресторане красивую девушку — при том что рядом сидит Лорейн, на минуточку, — он извинялся, отходил, перехватывал ее у бара и брал номер телефона. Артур никогда себе такого не позволял. Лорейн хватило ненадолго. Через два года она подала на развод.
Хог: А вы тогда не думали о разводе с Санни?
Морган: Мне с детства внушали, что если в семье неблагополучно — виновата женщина. Прошло много лет, прежде чем я перестала себя винить. И ведь была еще Ванда. Знаете, как он ее хотел назвать? Сторми. Сторми Дэй — «грозовой день». Я, конечно, этого не допустила. Она была такой жизнерадостной малышкой. Такой красивой. Никогда не видела, чтобы мужчина так любил ребенка, как Санни любил Ванду. Когда она научилась ходить, мы переехали в Малибу, чтобы он мог по утрам гулять с ней на пляже перед тем, как ехать на студию. Он спускался на пляж на рассвете и рассыпал по песку ракушки, чтобы Ванда потом их находила, а он мог любоваться тем, как она радуется. Думаю, она была единственной настоящей радостью в его жизни. Когда у нее начались проблемы, он очень тяжело это переживал.
Хог: А это когда случилось?
Морган: Когда мы вернулись из Нью-Йорка. Ей было лет восемь. Она стала мрачной и замкнутой, много плакала. Врачи думали, это потому, что у нас в семье такая беспорядочная жизнь — то на одном конце страны, то на другом, отец вечно в отъезде, а когда дома, то у него часто меняется настроение. Артур считал, что это он виноват, что он каким-то образом это заслужил. Ну конечно, весь мир вращается вокруг него одного.
Хог: Расскажите про переезд в Нью-Йорк.