– Конечно, да, – провожу прохладной ладонью по лбу и зажмуриваюсь, – я скоро приеду, Наталья Владимировна.

Отключаю вызов и открываю свернутое приложение такси. Но машина так и не найдена, а во мне постепенно поднимается паника. Потому что мы в какой-то промзоне и здесь не катаются маршрутки с автобусами.

Кручу головой, взглядом цепляюсь за фигуру Леши. Он выгибает бровь, когда мы встречаемся глазами.

– Помочь?

А разве у меня есть выбор, когда на кону здоровье ребенка?!

Сглатываю и пытаюсь собрать волю в кулак, чтобы опять обратиться к Леше за помощью. Напоминаю себе, что это ради ребенка, а не потому, что мне просто хочется побыть с ним.

Подхожу, преодолевая жуткую неуверенность. Леша внимательно следит за каждым моим шагом, и его голубые глаза заставляют меня ежиться.

Прокашливаюсь.

– Не могли бы вы подбросить меня до остановки? У меня сыну плохо стало, – от последней фразы язык немеет и внутри все болезненно сжимается.

– Что с ним? – с лица Леши слетает самодовольство.

Пожимаю плечами.

– Позвонили из сада и сказали, что ему плохо. Мне нужно как можно быстрее…

– Садись давай, – скрывается в салоне.

Быстро усаживаюсь и цепляюсь за ремень. Мы срываемся с места так быстро, что меня вжимает в переднее сидение.

– Чего ты трясешься? Нормально все будет с пацаном.

Удивленно моргаю. Это он так пытается меня успокоить? Сжимаю в руках сумочку.

– Спасибо, – прикусываю ноготь большого пальца, а сама слежу за дорогой.

Так хоть могу абстрагироваться от всего, что происходит вокруг. И от того, что Леша сидит рядом, и от того, что там Кирюша один и ему страшно.

Быстрый взгляд на меня.

– За что?

Откидываю голову на сидение и прикрываю глаза.

– За то, что согласился подвезти.

Леша усмехается.

– Ну это вроде как в порядке вещей – помогать друг другу. Кто знает, может, и мне понадобится твоя помощь, – ловлю его кривую усмешку.

– У тебя есть животные?

Бывший муж дергает бровями.

– Не-а, была собака когда-то, но состарилась и умерла.

От этих слов внутри екает. Это он про Найду, его собаку, которой я в свое время помогала. Сглатываю плотный ком в глотке.

– Как звали? Собаку.

– Найда. Сенбернар, – на его лице появляется теплая улыбка.

– Зн… – осекаюсь и прикусываю язык.

Боже, надо быть осторожнее.

– Что? – поворачивает ко мне лицо.

– Говорю, сенбернар – очень классная порода, – выдавливаю улыбку, чтобы Леша не продолжал задавать вопросы.

Не уверена, что смогу быстро придумать что-то и переключить его на другую тему. У меня слишком сильно сейчас забит мозг состоянием здоровья сына, и разговор ещё и с его отцом я не перенесу точно.

– Так что с отцом?

Хмурюсь.

– Каким?

Леша фыркает.

– Ну сына твоего. Ты ж не от Святого Духа рожала.

Делаю глубокий вдох. Да уж, знал бы ты правду, ты бы был в шоке, Лешечка.

– Он нас бросил, когда я ещё беременная ходила и должна была рожать.

Лицо Леши вытягивается от удивления.

– Да ты прикалываешься? – сжимает руль до скрипа.

А я пытаюсь понять, что его так сильно задело. А ещё я замечаю, что у него на пальце нет обручального кольца. И это вышибает весь воздух из легких.

Какого черта?

– Хватит меня разводить, – он повторяется.

А мне приходится отреагировать на эту реплику.

– Нет, я на полном серьезе. Меня бросили, когда я была с пузом.

– Вот же судак.

Киваю.

– Ещё какой. Вот сюда, пожалуйста, – указываю путь.

Салон оглашает звонок, и я сначала думаю, что это мой телефон. Но потом соображаю, что я держу его в руке и звонят совсем не мне.

Леша достает телефон из панели и болезненно морщится. Смотрит в зеркало заднего вида, выдыхает.

– Извини, – бросает в мою сторону и проводит большим пальцем по экрану.

Сжимаю губы, когда из-под манжеты его рубашки выглядывает тату. Я помню её. Помню тот день, когда Лешка пришел ко мне и начал хвастаться ею. А я потом… ночью… целовала каждый её миллиметр.

Горло сжимает, и приходится прикрыть глаза, потому что перед ними начинает все плыть. Долбаные слезы, ещё их мне не хватало.

– Да, Вероник, – грохаюсь на землю, – я пока занят. Что? Что значит, тебя сегодня дома не будет?