Говорить правду в прослушиваемом и просматриваемом помещении было бы редкой глупостью, поэтому я выдал достаточно правдоподобный вариант, который приготовил еще в лесу:

— Я занимаюсь борьбой всю сознательную жизнь, и первое, чему меня начали учить — это страховке при падениях. И если первые года три-четыре я успевал гасить большую часть силы удара только при падении из стандартных положений, то с течением времени и расширением арсенала приемов, используемых противниками, в принципе перестал задумываться о том, что и как надо сделать, чтобы не поломаться самому и не поломать противника.

Само собой, она мне не поверила:

— Раздор, мы летели слишком быстро!!!

— Но метров восемь-десять, верно? — усмехнулся я. А после того, как она подтвердила, пожал плечами:

— Бросают с метра, от силы с двух. Мастера спорта выполняют броски на безумных скоростях и, частенько, после сумасшедших финтов. Принимать осмысленные решения за сотые доли секунды абсолютно нереально, поэтому работают инстинкты…

— Машина разбилась вдребезги!!!

— У нее инстинктов не оказалось… — притворно вздохнул я, открыл бутылку минералки, налил ее в стакан и протянул Росянке: — Пей — я устал смотреть, как ты облизываешь губы.

Двести миллиграмм жидкости исчезли в мгновение ока, но этот перерыв не сбил напарницу с мысли:

— У меня с инстинктами тоже не очень. Однако я отделалась сотрясением и парой ушибов, хотя должна была прилично поломаться!

Сообразив, к чему она клонит, я выставил перед собой ладони и прервал монолог до объявления некоего решения:

— Так, стоп! Если мы — друзья, то каждый делает все, что может. И не ведет подсчеты успехов и неудач.

Блондинка открыла рот, некоторое время осмысливала услышанное, а потом уважительно хмыкнула и вырубила телевизор:

— Заткнул. Техничнее некуда. Но поблагодарить-то хоть можно?

— Обычного «Спасибо» хватит за глаза.

— Спасибо. Большое-пребольшое! — чуточку повредничала она и снова посерьезнела: — А обратиться с просьбой о помощи?

— Могла бы и не спрашивать.

— Афина выдала мне гепариновую мазь, которую надо мазать два-три раза в день, и категорически запретила напрягаться. Обещала подойти вечерком и убежала к Черепу и Колуну, у которых, в отличие от меня, не оказалось друга-борца. Я, конечно, попробовала…

— Мазать до еды или после? — перебил ее я, вставая с кресла, обошел журнальный столик и взял с тумбочки чуть деформированную тубу.

— Лучше до. Если ты, конечно, не очень голоден.

Я развернулся к ней спиной и нарвался на отповедь:

— Черт, Раздор, ты-то хоть не юродствуй! Чем купальник, в котором я парилась в сауне, принципиально отличается от нижнего белья?

— Нижнее белье бывает разным… — буркнул я, убрал одеяло с ее правого бедра и аж присвистнул — оно оказалось черным практически по всей длине!

Я выдавил на ладони несколько погонных сантиметров мази и занялся привычным делом, благо за время общения с Джинг освоил массаж на довольно хорошем уровне. В процессе то и дело вспоминал маленькую, но чертовски теплую, добрую и самоотверженную китаянку, но каждый раз загонял эти мысли куда подальше, чтобы не рвать себе душу. Получалось, конечно, так себе, но я, хотя бы, не зависал: добросовестно обработал бедро, сдвинул одеяло с правого бока и принялся за эту часть тела, «украшенную» не менее «выразительным» синяком. И даже нашел в себе силы порадоваться, что он заканчивался, не доходя до нижнего края груди.

Интересоваться состоянием трицепса и предплечья, защитивших правое полушарие от ушиба, не было необходимости — они и так были перед глазами. Поэтому я мысленно вздохнул и продолжил заниматься делом. А минут через десять, «добив» руку, вернул на место одеяло. И выслушал забавный отзыв о проделанной работе:

— Никогда не думала, что мужчина, не испытывающий ко мне бубнового интереса, может оказаться настолько деликатным, чутким и заботливым! Я снимаю воображаемую шляпу и требую продолжения банкета. В смысле, робко интересуюсь, не будешь ли ты возражать, если я вычеркну Афину с Гюрзой из списка добровольных помощниц и впишу на их место тебя?

1 июня 2041 г.

Утро международного дня защиты детей я встретил в самолете, лежа на мате из пористой резины, глядя в потолок и морщась от негромкого, но крайне немузыкального храпа Вереска. Да, переводчика периодически пихали. Кто пальцем, кто локтем, кто ногой. А еще пытались переворачивать, будить и в чем-то там убеждать. Увы, без толку — основательно перебрав на банкете по случаю награждения, он вырубался через считанные мгновения после того, как его оставляли в покое, и продолжал действовать на нервы. Всем, кроме меня — я был загружен анализом происходящего и не обращал внимания на всякую ерунду.