Шрифт:
Конечно, секретарь был прав. Но ведь я не предлагал заменить всех работников исполкома и комитета!
— Товарищ Аскерли, — возразил я, — я не охаиваю всех подряд, я назвал вам лишь тех, кто, по моему мнению, приносит вред нашему общему делу, подрывает веру в действия советских органов власти. Например, председатель коопсоюза. Не только я, но и другие товарищи видят, что он беспрерывно занят какими-то махинациями…
— Постой, — прервал он меня. — Давай не так быстро решать сложные дела. Сгоряча можно дров наломать. Сейчас уже поздно. Мы еще вернемся с тобой к этому вопросу. А теперь скажи мне: говорил ты еще с кем-нибудь по этому вопросу?
— Нет, ни с кем, кроме вас.
— Хорошо. Я очень прошу тебя пока никому ничего не говорить! Подумаем, посоветуемся и решим, как поступить. — Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Когда нужно будет, я вызову тебя сам. Но помни о нашем уговоре!
Расстроенный, я вернулся домой. Откровенно говоря, я не предполагал, что разговор примет такой оборот.
Но почему секретарь уездного комитета так заинтересован, чтобы ничего не выплыло наружу, я никак не мог понять. Может быть, боится за свое место?..
В ПУСЬЯНСКОЙ ВОЛОСТИ
Утром едва я приступил к работе, как меня вызвали к заведующему отделом, и он велел мне поехать с чтением лекций в Пусьянскую волость. Мне почему-то подумалось, что решили подальше услать меня отсюда.
Но партийное поручение — прежде всего. И я поехал в Кубатлы — центр Пусьянской волости.
Расстояние между Лачином и Кубатлы приблизительно семьдесят километров; можно добраться двумя путями: через Мурадханлы или через Язы. Я выбрал второй, более длинный, но зато новый для меня.
Насмешка ли, упрек ли, страх ли, во всяком случае неодобрение, прозвучавшее в голосе секретаря укома, обидело и насторожило меня. Наверно, я понимаю, наивно рассуждать о «второй революции», но и отмахиваться от фактов тоже нельзя! Пока торговлей заправляют бывшие купцы и сеиды, товары, поступающие в кооперативную торговую сеть, будут попадать прежде всего в руки спекулянтов и перекупщиков. По моему мнению, во всех организациях, решающих главные задачи государства, надо произвести чистку, избавиться от случайных людей. Но у меня пока никто не спрашивал совета.
По пути в Кубатлы, у самого города, находится село, в котором живет семья моего сокурсника Джабира. Я решил навестить их, заехал в Назикляр и разыскал дом его матери. Вместе с нею жили три сына, старший из которых уже был женат; он и его жена вели хозяйство, средний сын учительствовал в местной школе, а младший учился в ней.
Семья Джабира жила в хорошем добротном доме, во всем чувствовался достаток.
Не ко времени вспоминать споры и ссоры, которые разлучили меня с Джабиром. Мне хотелось думать, что все уже позади.
Увидев меня и узнав, кто я, мать Джабира встрепенулась и тут же стала плакать, жалуясь на сына:
— Он совсем забыл нас. Вот уже несколько месяцев, как мы не получаем от него ни единой весточки.
Она уговорила меня переночевать у них. Поутру я поехал дальше, в Кубатлы.
Пусьянская волость расположена по обоим берегам реки Баркушат, на восточных склонах Баркушатского горного кряжа. Во всех селах волости всего лишь пять партийных ячеек. Именно в них мне предстояло прочесть лекции и провести политзанятия с коммунистами. Выступления и занятия проводились у них два раза в неделю, поэтому у меня оставалось много свободного времени, чтобы познакомиться с волостью. Я предложил в исполкоме прочесть несколько лекций для жителей Кубатлы и окрестных сел.
В городе не было гостиницы или дома для приезжих, и я ежевечерне уезжал в Назикляр, ночевал в семье Джабира, где мне были рады.
В Кубатлы я обратил внимание на то, что у местных коммунистов целые отары овец, а у некоторых небольшие стада коров и буйволов. Трое членов партии имели к тому же батраков…
Все это никак не увязывалось с моими представлениями об облике настоящих партийцев. На одном из политзанятий я высказался напрямик и ждал ответа. И напрасно. Те, с кем я хотел поговорить по душам, замкнулись и ушли от разговора.
Тогда я снова прибегнул к своему постоянному оружию: я написал статью для «Молодого рабочего» и отправил в Баку. Вскоре статья была опубликована, под ней стояла подпись, которой я часто пользовался в последнее время, — «Зангезурец».
Среди посещавших мои занятия был и председатель Пусьянского волостного исполнительного комитета Абдулали Лютфалиев, выходец из Южного Азербайджана. Я старался не очень часто обращаться к нему с вопросами, чтобы ненароком не поставить его в неудобное положение перед работниками исполкома. Но вскоре я убедился, что делаю это зря. Абдулали Лютфалиев прекрасно разбирался в международной обстановке, мне казалось — значительно лучше других. «Вот на кого можно с уверенностью положиться!» — думал я. Как-то я посетовал, что мы не живем рядом, а то быть бы нашей дружбе!