Казанское царство раздиралось внутренними противоречиями, обусловленными переплетением классового и национального угнетения, ослаблялось в процессе борьбы отдельных феодальных групп, из которых одни тяготели к сильному Крымскому ханству, а другие — к Москве. Этим и пользовался Иван III, обороняясь от казанских татар и готовя поход против них.

В 1467 г. в Казани усилилась «московская группировка», и на ханский престол ею был приглашен «служилый татарский царевич» Касим. Касим немедленно дал об этом знать Ивану III, и в помощь ему вышел из Москвы отряд князя Ивана Оболенского-Стриги. Но пока Касим с Оболенским шли к Казани, там произошел переворот, и новый хан Ибрагим не допустил их в свои земли. Страдавшие от голода и холода русские ратники и татары Касима повернули обратно. На их поход Ибрагим ответил налетом на Галич, но поживиться казанцам не удалось, так как жители были предупреждены и «сели в осаду». Русские, в свою очередь, опустошили в 1468 г. землю мари, разбили татар на берегах Камы, а за это Ибрагим «повоевал» Вятку. Чтобы прекратить постоянные набеги казанских татар и сокрушить энергичного и опасного врага, Иван в 1469 г. предпринимает поход на Казань. К Нижнему Новгороду отовсюду на судах съезжались ратные люди. Шли с севера, с Вяткой земли, шли из Москвы, Костромы, Мурома. Огромное войско собрал Иван под Казанью, но тут сказался рецидив старого феодального сепаратизма.

Не было единства командования, бояре и князья стояли во главе своих отрядов, и хотя выбрали воеводой Руно, но каждый действовал на свой страх и риск. Руно пошел самостоятельно на Казань, хотя это ему было запрещено. Он, правда, пожег посады казанские, но зато этим способствовал разгрому отряда князя ярославского. Под Казанью «молодые» не слушались «старших», один воевода не хотел дожидаться другого и каждый действовал по собственной инициативе. Многие воеводы сидели на месте, но энергично требовали «жалованья». Сказались и результаты этой путаницы и своеволия. Казань только «пожгли», а потеряли Вятку, которая временно была подчинена хану.

«Вести борьбу против феодального хозяйства с помощью войска, которое само было феодальным, в котором солдаты были соединены со своим непосредственным сюзереном более тесной связью, чем с главнокомандующим королевской армии, — это, очевидно, означало вращаться в заколдованном кругу и не быть в состоянии сдвинуться с места», — писал Ф. Энгельс [155] .

Это сказано по отношению к странам Западной Европы эпохи ликвидации феодальной раздробленности, но мысль Ф. Энгельса может быть вполне применима к Руси времен Ивана III.

Иван III учел урок похода на Казань, проведя соответствующую перестройку командования русским воинством. Это привело к желаемым результатам и в новом походе на Казань, и, как мы уже видели, в битве на Шелони.

Строго организованное, подчиненное единому командованию и действующее по единому плану московское воинство уже было не тем, чем было оно еще год-два назад.

Дабы ликвидировать последствия неудачи под Казанью, под осень 1469 г. Иван организует новый поход вместе со своими братьями Юрием и Андреем. Войска великого князя окружили Казань со всех сторон, и Ибрагим вынужден был заключить мир, подчиниться Ивану, выдать всех пленных и отказаться от Вятки. Несмотря на разгром, Ибрагим не смирился и пытался предпринять в 1478 г. налет на Русь, воспользовавшись осложнившейся для Москвы внутренней и международной обстановкой. В ответ московский воевода Образец, вятчане и устюжане опустошили Казанскую землю. Ибрагим снова запросил мира. Вскоре он умер, и между его сыновьями Али и Мухамед-Эмином завязалась борьба, в которой приняли активное участие казанские вельможи. Али, опираясь на ногайских татар, овладел престолом, и Мухамед-Эмин обратился за помощью к Ивану.

Иван, учтя, какие перспективы сулит ему вмешательство в распри казанской феодальной верхушки, немедленно оказал просимую помощь, тем более что с враждовавшей с казанцами крымской Ордой у Москвы был заключен мир, а мать Мухамед-Эмина незадолго до этого вышла замуж за крымского хана Менгли-Гирея. Иван постарался не упустить удобного случая. В апреле 1487 г. рати Даниила Холмского, Семена Ряполовского, Оболенского и других князей-воевод вместе с татарами Мухамед-Эмина двинулись в поход на Казань. Войска плыли на судах, как это обычно было при походах на Казань. Лошадей вели берегом. Казань была окружена и взята. Али был отвезен в ссылку в Вологду; с побежденным казанским ханом Иван поступил, как с опальным русским князем. Он все более и более чувствовал себя хозяином в Казани. Мухамед-Эмин, посаженный Иваном, стал его подручником, слушался во всем и, хотя в документах писался «братом» Ивана, тем не менее был его слугой, испрашивающим на все его разрешения.

Иван III не только «царя Махмета Аминя из своей руки посадил на царство в Казани», но, как указывает Архангелогородский летописец, Мухамед-Эмин «бил челом великому князю» и «назвал великого князя отцом», т. е. признал себя вассалом Ивана. И действительно, как говорит Герберштейн, посол германского императора, посетивший Москву в начале XVI в., московский князь «ставил по своей воле царей в Казани». С Казани Иван взимал даже дань. С этого момента в Казани укрепляется влияние Москвы. На престоле казанском один ставленник Москвы сменяет другого. После Мухамед-Эмина ханом был посаженный также Иваном третий сын Ибрагима Абдул Летиф, затем снова вернулся Мухамед-Эмин. Только в начале XVI в. победили сепаратистские стремления в Казани, и в 1505 г., не получив удовлетворения на свое требование, Мухамед-Эмин «отложился» от Москвы.

Несмотря на возвращение самостоятельности, Казань все же фактически зависела от Москвы. Используя противоречия среди самих татарских феодалов, а также национальные и классовые противоречия среди подчиненных Казани народов, московский князь создавал там свою «московскую партию» главным образом из «казанцев менших», враждебных казанской феодальной аристократии, «крымцам», и таким образом подготовлял подчинение Казани.

В княжение Ивана III было подчинено много народов и племен севера и северо-востока.

Некоторые народы и племена, говорившие на финно-угорских языках, входили в состав Руси еще во времена начала складывания и укрепления Русского государства. В княжение Дмитрия Донского в земле коми-пермяков появились московские рати и действовал знаменитый Стефан Пермский, приобщивший коми к христианству и создавший пермскую письменность.

Но особенно быстрый рост территории Московского государства за счет земель, целиком или в основном заселенных народностями и племенами финно-угорского происхождения, происходил во времена княжения Ивана III. Вместе с Новгородом Иван III присоединил землю карел, Тре, или Терский берег, заселенный «лопью»-саамами (та же «лопь» обитала и южнее, на территории современной Карелии), и Заволочье, Двинскую землю, заселенную русскими и «чудью заволочской» — коми-зырянами. На Вычегде и Печоре Иван присоединил земли новгородских данников — также коми-зырян, у берегов Ледовитого океана, в тундре — «самоядь» (ненцев). Москва устанавливала в этих землях далекого севера и северо-востока порядки, значительно отличавшиеся от старых, новгородских. Москва садилась править прочно, по-хозяйски, посылала своих воевод, ратных людей, дьяков только что родившихся приказов, ставила острожки и монастыри, облагала регулярной данью. Правда, берега Северной Двины очистились от вотчин новгородских бояр, густо усеявших Двинскую землю, и установившиеся здесь порядки способствовали превращению Заволочья в край «черных земель» и «черносошных крестьян», в край вольнолюбивых и мужественных поморов, но зато в других землях под властью Господина Великого Новгорода жилось если не легче, то во всяком случае свободней. Новгородский гость да «удалой молодец» — ушкуйник с давних пор хаживали и в Карелу, и на Тре, и в Югру, и за далекий Камень. Если было возможно и сходило безнаказанно — грабил, обирал, в лучшем случае «имал дань»; если не выходило — вел торг, но засиживаться он не собирался и порядки свои не вводил. Ему было решительно безразлично, поклоняется ли его «смерд» из Югры своему «Юмале» (богу) или молится Христу, говорит на своем или русском языке, придерживается «обычаев отець своих» или заимствует русские. Ему, пришедшему из бойкого торгового Новгорода, нужны были меха да «рыбий зуб», а как и кем они будут добыты и в какой ипостаси выступает перед ним тот, кто поставляет ему в виде дани драгоценного соболя, ему, новгородцу, было совершенно безразлично.