Сам герцог удалился, сверчки закатили концерт, а павлины на расстоянии наблюдали за происходящим. Еще не совсем стемнело. Сумерки опускались на землю, над которой раскинулось бархатное небо с бесчисленными звездами. На горизонте закатывалось солнце огненным шаром, окрашивая холмы в красный цвет. Медленно всходила на небосклоне луна, полная, почти круглая.

Путешественники провели напряженный день в программе стояло посещение озера Лох-Несс, много фотографировали и смеялись. На берегу озера, там, где останавливались автобусы и толпились туристы, стоял неизбежный волынщик. Перед ним была кружка для сбора денег, и многие раскошелились. Чудовище так и не показалось, что неудивительно при таком скоплении народа. Несмотря на многоголосые выкрики: «Несси, Несси!», оно не вылезало. Чудовище пряталось уже сотни лет и было таким древним! У кого ж появится желание вылезать под щелчки камер?

Профессор Теобальд Фукс чувствовал себя таким же старым, как Несси.

В то время как люди толпились на лугу в предвкушении обещанных удовольствий, Тео сидел в одиночестве на скамейке и предавался размышлениям. Никто не беспокоился о нем. Николы нигде не было видно, и даже вдовы, обычно с удовольствием опекавшие его, прошествовали мимо туда, где подавали жаренные на решетках мясо и колбаски, угощали пивом и виски из собственных подвалов. Если бы все это не было так привлекательно!

Дуня пока еще не вернулась.

Мир опустел, находил Тео и, как всегда, мысленно обратился к латинскому: «Amici, diem perdidi! — Друзья! я потерял день! Ничего не поделаешь, это голая правда. Nuda veritas».

Нет, он потерял больше, чем один день. Его достоинство отправилось ко всем чертям в тот момент, как он решился на это путешествие. Ему хотелось, чтобы рядом с ним сейчас находился Хабердитцель, его единственный друг. Хели для начала отругал бы его, потом утешил и, в конце концов, рассмешил. Он бы дружески обнял его за плечи и сказал: «Пошли домой, ты, глупец!»

Король Чарльз гордо прошествовал мимо, наверняка это был он, поскольку отличался от остальных павлинов своей чрезмерной заносчивостью. Он остановился и принялся обстоятельно изучать Тео, сначала одним глазом, потом другим.

— Привет, Король Чарльз. — Тео, чувствуя себя польщенным, испытывал желание оправдаться. Как всегда, когда кто-нибудь одаривал его своим вниманием. Он печально кивнул павлину. — Знаешь, кого мне следует благодарить за все это? Твоего благородного господина, дядю герцога Ленокса. Он увел у меня мою Дуню прямо накануне свадьбы, представляешь? И для чего? Из-за дурацкого фарфора. Идиотизм, верно? Ты бы покинул свою невесту из-за какой-то фарфоровой тарелки? Скажи честно: да или нет? Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? У тебя вообще есть невеста?

Король Чарльз жеманился, как будто понимал, о чем идет речь. Он распустил свои перья в сказочно сверкавший, переливающийся всеми цветами веер, сделал круг вокруг оси, как звезда ревю, вытянул шею, потрясая хохолком, и удалился, бросив напоследок презрительный взгляд.

— Эй, профессор, где вы прячетесь? Идите, мясо уже готово!

Это была вдова Хильда, звавшая его. Другие тоже заметили его отсутствие. К Тео подошла Тина Лобеманн.

— Да бросьте вы, — сказала она, потянув за руку. — Что вы вечно в стороне?

— Наслаждаюсь атмосферой, — ответил он.

— Наслаждайтесь лучше нами, — заявила Тина, дерзкая девчонка. — Вы единственный живой человек в этой унылой толпе!

— О, благодарю! — засмеялся польщенный Тео.

Но есть ему не хотелось. Он чувствовал себя тоскливо. И выпил виски. Из подвалов досточтимого герцога Ленокса.

Ура!

— К черту, нет! Что за дикая идея, эта проклятая поездка!

Хели Хабердитцель вновь сидел за рулем: до Черного Замка оставалось всего три мили. Лусиан, хитрая бестия, опять удобно устроился на заднем сиденье рядом с Амелией, наслаждаясь ее близостью. Он погрузил руку в ее густые, мягкие волосы — ах, до чего же приятно! У Нини он привык к непокорным локонам, обильно смазанным гелем, или заплетенным косичкам, на манер индейских скво, что, конечно, хорошо смотрелось, но не вызывало особого желания погладить. Но Амелия — она была мечтой, маленькой сказкой среди серых будней, вдохновлявшей на создание новых песен.

— Отведи же душу, Хели, — подзуживал его Лусиан. — Не будь в таком отвратительном настроении. Если хочешь сказать «говно», скажи!

— Прекрати делать из меня уличного мальчишку, — сдержанно попросил Хели.

— Не, — согласился Лусиан, — для этого ты уже не так юн, мой любезный дядюшка!

Амелия толкнула Лусиана локтем, чтобы он не провоцировал Хели. Того и так совершенно измучила поездка. Хели постоянно говорил о Дженифер, учительнице из Эдинбурга, которая ночью в доме Мак-Тэвишей влетела в его комнату.