В Новое время превосходство точности естественно-научных методов перед познавательными приемами общественных наук породило стремление сблизить социальные и естественные науки. Однако сама идея приложения универсальной математики к области социальных явлений не была однозначно воспринята в политико-правовой теории. Проследив основные вехи поиска научной методологии в учениях известных философов и теоретиков права и государства XVII века, можно предположить, что это перенесение методов скорее было данью научной моде.

Эпоха философии XVII века открывается рядом глубоких исследований Декарта, Гоббса, Спинозы, Лейбница. Считалось, что эти мыслители придавали универсальное значение методам естественных наук и распространяли их на всю область человеческого знания. Созданные ими монистические системы претендовали на абсолютное значение, поскольку основывались на принципах точного естествознания, универсальной математики и механики [36] .

Социальные системы XVII века стремились обрести истину в области исследований общества, государства и права с помощью математического и механистического способа изложения материала. Так, родоначальник естественно-правовой доктрины, нидерландский юрист, философ и теоретик права Гуго Гроций использовал математический метод в исследованиях морали, права, государства: «…Признаюсь, что говоря о праве, я отвлекался мыслью от всякого отдельного факта, подобно математикам, которые рассматривают фигуры, отвлекаясь от тел» [37] . Он различал естественное право и волеустановленное. Естественное право, согласно его философии, «есть предписание здравого разума, коим то или иное действие, в зависимости от его согласия или противоречия самой разумной природе, признается либо морально позорным, либо морально необходимым…» [38] .

Для рассмотрения вопроса естественного права в нашем ракурсе важно не противопоставление его с человеческими установлениями в виде положительных законов государства, а природа естественного права и пути его доказательства. Предписания естественного права, с точки зрения Г. Гроция, неизменны: «Естественное право столь незыблемо, что не может быть изменено самим богом. <…> Оттого, что подобно тому, как бог не может сделать, чтобы дважды два не равнялось четырем, так точно он не может зло по внутреннему смыслу обратить в добро» [39] . Следовательно, принципы естественного права в силу его низменности можно научно исследовать.

Принадлежность чего-либо к области естественного права доказывается или «из первых начал» (apriori), или – «из вытекающих отсюда следствий» (aposteriori). Из этих способов изучения естественного права, полагал философ права, первый отличается большей отвлеченностью, второй – большей общедоступностью. Доказательство «из первых начал» заключается в обнаружении логическим путем соответствия данного правила человеческой разумной природе. Доказательство «от следствий», считал Г. Гроций, «обладает не совершенной достоверностью, но лишь некоторой вероятностью», и состоит в обнаружении опытным путем всего того, что признается естественным правом у всех или, по крайней мере, у наиболее образованных народов [40] .

Важным в характеристике права и государства Г. Гроция следует признать и то, что исследование этих вопросов в его учении не сопровождается установлением их зависимости от конкретной исторической обстановки. Изучение в этих областях, по его мнению, возможно вне истории, поскольку неизменна природа человека; «здравый разум», «общий смысл», «согласие всех», «общее мнение» – понятия, которые трактуются Г. Гроцием чисто рационально. Однако такой методологический «внеисторизм» не мешает автору в подтверждение своих идей и способов доказательств естественного права «от следствий» цитировать большое количество классических авторов – Гесиода, Гераклита, Аристотеля, Цицерона, Сенеку, Квинтилиана, Порфирия, Андроника Родосского, Плутарха [41] .

Можно заметить, что рационализм методологии Г. Гроция не предполагает распространения всех механических конструкций на область права и государства, речь, скорее всего, может идти о применении им постоянных величин для раскрытия природы человека (неизменность природы человека, неизменность естественного права, константа в содержании общественного договора и видов государства и др.). В целом вслед за Г. Гроцием мы можем заметить, что изучать право так, как математик рассуждает о фигурах, трудно, поскольку в области морали нельзя достигнуть математической достоверности.

Для крупнейшего философа Нового времени Рене Декарта критерием истинной науки являлся не опыт, который он справедливо считал субъективным, а точность и очевидность математических наук (см., например, его учение о дуализме субстанций) [42] . Арифметика и геометрия – науки, выросшие из прирожденных методологических принципов. Суть рассуждений Декарта следующая. То, к чему математика пришла благодаря естественному свету разума, другие науки должны достигнуть с помощью правильного метода. Математика – образец истинного знания. Она должна стать масштабом оценки социальных наук. Для этого следует обобщить методы арифметики и геометрии, отвлечься от особой материи, нарушающей чистоту метода геометрических фигур. В результате будет установлен новый познавательный прием, обладающий преимуществами методологических средств логики, анализа древних и новой алгебры, но в то же время свободный от их недостатков. Таким образом, все науки будут построены так же, как математика.

Философ советует уклоняться от изучения всего того, что не поддается приемам точного исследования. Он заявляет: «Целью научных занятий должно быть направление ума таким образом, чтобы он выносил прочные и истинные суждения о всех встречающихся предметах» [43] . В области науки не может быть единогласно принятых истин, ученые всегда будут расходиться во мнениях по каждому предмету. Это было очевидно для Р. Декарта.

Но коль скоро любая наука предполагает достоверное и очевидное познание, то ученый сформулировал правило для руководства ума, согласно которому «нужно заниматься только такими предметами, о которых наш ум кажется способным достичь достоверных и несомненных познаний» [44] . Соблюдение этого правила приводит к тому, что из всех наук остаются лишь арифметика и геометрия. В отличие от дедукции или чистого умозаключения опыт часто вводит людей в заблуждения, поскольку неясности в сознании проистекают, как полагал Р. Декарт, из «плохо понятых фактов или из поспешных и необоснованных суждений». Именно поэтому философу в это время симпатизируют точные науки: «Арифметика и геометрия гораздо более достоверны, чем все другие науки, а именно – их предмет столь ясен и прост, что они совсем не нуждаются ни в каких предположениях, которые опыт может подвергнуть сомнению, но всецело состоят в последовательном выведении путем рассуждения» [45] .