Вход/Регистрация
Реверс
вернуться

Макаров Михаил

Шрифт:

– Пообещай, что не пропадёшь, Николаич, – проникновенно сказал Андрейка.

– Обещаю, – улыбнулся Миха и двинул по Ворошилова направо в сторону улицы Абельмана.

Никакая родня по поводу его возвращения нигде не собиралась. От общения с Андрейкой и Титом, которого Рязанцев, к гадалке не ходи, притащит, он отоврался из-за неготовности к ответам на вопросы. А они посыплются, как из прорехи: «Где был, что делал, да почему не давал о себе знать».

Маштаков ссутулился, придавленный своими враками, подкурил «Приму».

«Завтра-послезавтра нарисуюсь… У-у-у, трепло! С понтом, чего-то изменится за день-два…»

Скверно обстояли дела с родными людьми. Прошлой зимой в возрасте шестидесяти двух лет от острого инфаркта миокарда умерла мама. Безвестное исчезновение первенца не добавило ей здоровья. Отец вдовствовал, жил отшельником в трёхкомнатной квартире. Вчера сестра Светка известила его о явлении блудного сына. И родитель изрёк в ответ: «У меня сына нет, и никогда не было». С отцом у Михи и раньше были непростые отношения, теперь же, когда на него возложена вина за преждевременную кончину матери, путей к примирению не предвиделось.

Что по сравнению с этой драмой объяснения с бывшими коллегами?

«Скажу им, как Львовичу, – «память отшибло». Покрутят, поколют, не поверят и плюнут. А вот с батей чего делать, ума не приложу…»

Маштаков шоркал городским бульваром, прозванным за протяжённость дистанции «стометровкой». Клейко зеленевшие насаждения ещё не давали тени. Две женщины в спецовках, «гусиным» шагом двигаясь вокруг клумбы, высаживали рассаду красной петуньи. Похмельного вида рабочий в замызганном комбезе макал квач в ведро с растопленным гудроном и щедро мазюкал им поверх ржавчины чугунную решетку, ограждавшую бульвар от проезжей части. За бронзовым памятником воину-победителю Миха прибавил шагу. Ближе к вокзалу архитектурный ансамбль улицы Абельмана составляли двухэтажные строения дореволюционной постройки (кирпичный низ, деревянный верх). В одном из таких домов по фасаду висела жестяная, в известковых разводах вывеска, на которой посвящённый прохожий мог угадать надпись: «Антикварная лавка». Потянув на себя тяжёлую дверь, Маштаков шагнул внутрь, сопровождаемый блямканьем колокольчика.

В лавке царил неистребимый запах лежалых вещей, но посетителю показалось, будто он свежего воздуха полной грудью глотнул. А ещё почудилось, что все сегодняшние события: милиция, алименты, подписка о невыезде, автоматчик у ворот – затянувшееся сновидение, а в реальность он возвращается теперь.

…По левую руку высилось бюро из массива дуба с выдвижными ящиками. Лак на нём давно облупился и пузырился шпон, однако своей величавости предмет офисной мебели конца девятнадцатого века не утратил. Как и втиснутый в простенок у окна тёмного дерева резной буфет, рябой от трещин и сколов. На перегородившей помещение стойке по убывающей были расставлены: пузатый угольный самовар с оттопыренными ручками, канделябр в стиле ампир и керосиновая лампа с закопченным стеклом. Латунный маятник кривовато висевших на стене часов с боем был недвижен, и Михе захотелось его толкнуть, чтобы возобновить ход времени. С порога он не мог разглядеть затейливой надписи на эмалевом циферблате, но знал доподлинно, что марка часов – «Густав Беккер» и изготовлены они в Германии…

Наваждение нарушил долговязый человек, появившийся из подсобки.

– Свят-свят-свят, – деланно запричитал он. – То не стая воронов слеталася!

– День добрый, Семён, – Маштаков пропустил мимо ушей каркающее сравнение. – Бизнес процветает?

– Какой у меня бизнес, Михаил Николаевич? Слёзы, – вытянув жилистую шею, хозяин лавки разглядывал сквозь тусклое оконце, нет ли за порогом сопровождения нежданного гостя.

Сеня Чердаков слыл оригиналом. Имел в активе смекалистую голову, подвешенную «метлу», фактурный экстерьер. Учился в трёх ВУЗах (мехмат, физвос, биофак), полного курса не осилил ни в одном. В своё время судимости приобрел сообразно интересам: первую за незаконные валютные операции, вторую – за «травку». Миха познакомился с Сеней до того, как тот попал в поле зрения правоохранителей. Старшую дочь Маштаков водил в один детсад с отпрыском Чердакова. В один садик, в одну группу и даже ящички для одежды соседствовали: у Даши – с яблоком на двери, у Сениного Орфея – с морковкой. По роду своей деятельности Чердаков обязан был перманентно общаться с представителями криминального мира, сбывавшими в его лавку предметы старины, и, соответственно, с ментами. Насколько Михе было известно, Сеню в корки закатать [40] не сподобились, но от разовой помощи уголовному розыску он не увиливал.

40

Закатать в корки – официально завербовать (жарг.)

Чердаков, сверстник Маштакова, словно сошёл с фотки начала восьмидесятых. Расчёсанные на прямой пробор соломенные волосы достигали воротника, не знавшая сносу затёртая джинсовая пара стала второй кожей, кроссовки с тройными синими полосками титуловались, естественно, «Adidas», за щекой перекатывалась неизменная жвачка.

– Хорошо выглядишь, – зачем-то сообщил Миха продавцу древностей.

– Чего не скажешь о вас, монсеньор, – у Сени на языке было тоже, что и на уме.

Маштаков достал из кармана куртки несколько сложенных вдвое банкнот, положил на стойку.

– Бонистика отнюдь не мой профиль, – забормотал Чердаков, склоняясь над прилавком и разворачивая дензнаки веером. – Ну-с, и что мы здесь лицезреем? Царские ассигнации… «Четвертной билет» [41] , «катенька» [42] и даже «Пётр» [43] . Угу. Знаки многократно использованные, однако неповреждённые. Стало быть, сохранность их отнесём к «очень хорошей». Но все выпуска после 1898 года, посему для серьёзного коллекционера профита не представляют. А это у нас…

41

«Четвертной билет» – двадцатипятирублёвый кредитный билет (устар).

42

«Катенька» – банкнота Российской империи номиналом 100 руб. (устар).

43

«Пётр» – банкнота Российской империи номиналом 500 руб. (устар).

Банкноту желтоватого цвета Сеня повертел, добиваясь, чтобы свет на неё падал под разными углами.

– Билет государственного казначейства главного командования вооруженных сил на юге России достоинством пятьдесят рублей, 1919 года выпуска. Деникинские деньги. Сохранность «чрезвычайно прекрасная». Очень привлекательный знак, с лёгким износом лишь. Вам, Михаил Николаевич, угодно-с, чтобы я произвёл оценочку?

– Такточно, – кивнул Маштаков. – И купил.

– Извольте, царские ассигнации сто рублей за бумажку, белую денежку – в пятистах. Поверьте, цену предлагаю настоящую.

  • Читать дальше
  • 1
  • ...
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • ...

Ебукер (ebooker) – онлайн-библиотека на русском языке. Книги доступны онлайн, без утомительной регистрации. Огромный выбор и удобный дизайн, позволяющий читать без проблем. Добавляйте сайт в закладки! Все произведения загружаются пользователями: если считаете, что ваши авторские права нарушены – используйте форму обратной связи.

Полезные ссылки

  • Моя полка

Контакты

  • chitat.ebooker@gmail.com

Подпишитесь на рассылку: