Марьяна Ильинична подавила инстинктивное желание отступить назад и спрятаться за спину ведьмы. Рука непроизвольно сжалась в поисках то ли ядра, чтоб метнуть, то ли ручки чугунной сковородки, чтоб огреть хорошенько. Такого масляного только сковородкой и лупасить — потом на ней хоть блины жарь, хоть оладушки.

Сально улыбнувшись, масляный шагнул было в сторону юной пенсионерки, но был остановлен скрипучим голосом и морщинистой рукой.

— А туточки у нас целый букет… Небось, зелёным с конца уже капает, а всё туда же. Сорок ресехов за этого, — объявила целительница.

— Совсем из ума выжила, старая? — возмущённо затряс щеками толстяк.

— Нормально, — махнул рукой масляный, не сводя глаз с Левиной. — Могу себе позволить.

Марьяна Ильинична не удержалась и фыркнула. Посмотрите, какой Казанова, может позволить, чтобы у него с конца не капало. Вот уж всем достижениям достижение.

Ядрить кадрить твою налево, Владимира Ильича на них нет!

— Ты зенки-то на неё не лупай, — кряхтя посоветовала старуха, пока лечебный свет блуждал по телу масляного. — А то проклянёт так, что на бабу и не подымется больше, токмест на овцу какую али корову. Суровая девка, хоть вид у неё и блаженный.

Пациент тут же поскучнел, расплатился без торга и больше своим липким вниманием не докучал.

— А оно, может, и не плохо, а, Себац? Овец-то вон сколько, чай, найдёшь наконец любовь всей жизни-то? — заржал вдруг щуплый, обращая на себя внимание целительницы. — Голова у меня так болит иной раз, что хоть сам к держимордам иди сдавайся. Чтоб рубанули, значит, и кончились на том мои мучения.

— Мигрени… — понятливо протянула старуха и наложила щуплому руки на виски.

Ей пришлось даже на цыпочки для этого встать, и её тело оказалось неожиданно подвижным.

— Пятьдесят ресехов, коли навсегда убирать. Тридцать — года на три.

— Хах… можно подумать, проживу я дольше, — махнул рукой щуплый. — Давай на три.

Его голова засветилась, а сквозь глаза вдруг полилось колдовское сияние, и зрелище это пробрало настолько, что больше балагурить никто не стал. Толстяка беспокоил живот, и целительница потратила на него, пожалуй, больше всего времени, но денег взяла немного. Последним вылечила мордоворота — у него засветился пах.

Что там было у лысого — Марьяна так и не поняла. От прикосновения Дхока он целиком вспыхнул, но скрючился так, будто ему ногой поддали под самое нежное место.

Старуха собрала плату, оглядела всех пятерых и сказала:

— Коли завтра решите инквизиции нас сдать, трижды подумайте. Коли нам на пятки будут церковники наступать, Ора вас проклянёт так, что нас вы не переживёте, а подыхать в таких же муках будете. Ясно вам, голубчики?

— Ой, ведьма, да что ты гоношишься, у нас и в мыслях такого не было, — фальшиво заверил масляный. — И потом, за колдуна всего пятьдесят ресехов дают, не настолько мы и нищие.

— Я предупредила, — тихо сказала старуха, и мелькнула в её взгляде такая исступленная решимость, что Марьяна Ильинична поверила в своё умение проклинать.

Событие двадцать восьмое

Все, что видим мы, видимость только одна.

Далеко от поверхности моря до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей не видна. Омар Хайям

Пёстрый осенний лес шумел и нашёптывал свои тайны. Воздух был кристально- прозрачным, а холод пробирался под клятый лапсердак, но Марьяна Ильинична радовалась и ему. Дышалось легко. Молодое тело бодро шагало по лесной подстилке. Сразу чувствовалась близость города — ни коряги, ни валежник, ни хворост не мешали. Небось, на несколько километров вокруг горожане всё собрали. Шлось легко. Мешала только корзина с сухарями и сыром, отбивала бок.

Но жаловаться Левина не привыкла. Шла себе спокойно и мечтала. Искупаться. Голова зудела немилосердно, и наконец Марьяна Ильинична решилась:

— Дукуна, а вы могли бы посмотреть, отчего голова у меня так чешется?

— Могла бы, отчего нет? — старуха остановилась и внимательно посмотрела на склоненную к ней макушку. — Дак вши у тебя!

Выдав такое заключение, старуха преспокойненько двинулась дальше в лес в одном ей известном направлении.

— А лечить? — возмутилась Марьяна Ильинична.

— Кого, вшей, штоль? Так они здоровы! Вон как бодро скачут, — ехидно ответила старуха.

Подавив тоску по чугунной сковородке, Левина сердито сказала:

— Это лечится! Называется педикулёз и лечится!

— Ну так лечи, коли знаешь как, сюдыть тебя через тудыть! — обрадовалась старуха и шагу не сбавила.

— Я не знаю как! — недовольно буркнула Марьяна Ильинична.

— Коли не разумеешь, тогдась и меня нечего учить, — ядовито фыркнула старуха.

Через несколько часов беглецы вышли к речке. Шумной, быстрой и неширокой, что бежала среди влажных чёрных камней, журча экологически чистыми водами.