— Переходить будем вброд, — вздохнула старуха. — Заодно и помоемся. А ты, Марьяна, как разденешься и реку перейдёшь — огонь свой выпусти, он вшей-то и повыжигает. Токмо отойди подальше от деревьев и пожитков, чтоб ничего не подпалить. Заодно и нас обогреешь. Уж, чай, с огневичкой под боком зады-то не отморозим.

Бывшие узники принялись раздеваться. Марьяна Ильинична с сомнением посмотрела на дырявый капор. Он выглядел прекрасным убежищем и для вшей, и для блох, и для прочих маленьких средневековых радостей. Можно и без него походить, но это днём, а ночью температура опускалась если не ниже ноля, то близко к нему. Странно, что деревья стояли ещё настолько зелёные. Но это не единственная странность. Как посмотришь — вроде лес как лес. А приглядишься — а он чужой. Непривычный, неродной. Ни берёзки тебе, ни осинки, ни даже заморской апельсинки.

Стащив с себя до отвращения грязную одежду и бельё, Марьяна Ильинична сложила всё аккуратной стопкой, подняла вместе с корзиной над головой и пошла на штурм речки. Только шагнула в студёную воду, как ногу свело от холода. Левина чуть не ухнула в экологически чистые воды вместе со скарбом. Чудом удержалась на другой ноге. А идти-то надо! Кое-как доковыляла до середины да провалилась по грудь. Бурный ледяной поток едва не сбивал с ног, кожа горела, и без того впалый живот вжался в позвоночник. Ещё два шага — и она вышла на другой берег. Стало будто жарко, и при этом мокрое тело щипал холодок.

Обернувшись на спутников, юная пенсионерка вдруг замерла, забыв про холод.

Дхок оказался девочкой. Обычной девочкой, ещё не вступившей в пубертат. Коротко обкорнанные волосы и взгляд исподлобья добавляли образу грубости, а мешковатые лохмотья скрывали тело. Но вот сейчас с мешком над головой через ручей, с трудом противостоя течению, шла обычная девчонка.

— Чего тебе? — буркнула она, заметив ошарашенный взгляд.

— Ты не мальчик! — удивлённо выдохнула Марьяна Ильинична.

— Ну извините теперь! — враждебно откликнулась разоблачённая.

Старуха резво перешла ручей, кинула вещи на валун и вернулась в воду, с уханьем смывая с себя тюремную грязь.

Очнувшись, Марьяна Ильинична кинулась обратно в ледяную воду, несколько раз окунулась с головой, полоща в ручье волосы. Когда мышцы заломило от холода, выбежала из воды, отошла подальше от вещей и кустов и обратилась к плещущемуся внутри неё лавовому озеру. А тому только волю дай — мигом наружу выплеснулось, вскипело в крови и запылало на коже. Левина стояла посреди крошечной полянки у реки и горела. И это было прекрасно.

Спутницы подошли поближе и протянули руки к ревущему пламени. Внезапно оно погасло, и на берегу ручья стало очень тихо.

В груди вдруг возникла такая стылая пустота, словно из Левиной вынули горячую сердцевину. А ещё вдруг накатили воспоминания из той, прошлой, жизни. Володенька, оседающий на скамейку. Его нарочито бравое лицо — не хотел ведь жену пугать. А потом — нелепая смерть, что привела её, Марьяну Ильиничну, сюда. На глаза навернулись непрошеные слёзы.

— Бельё, штоль, прополоскать да просушить потом, — проскрипела Дукуна вопросительно смотря на Марьяну Ильиничну. — По солнцу-то досохнет прямо на нас. До заката ещё долгонько.

Осеннее солнце действительно стояло высоко и грело в меру своих угасающих сил.

— Так и сделаем, — сипло откликнулась Левина, приходя в себя.

И первой вернулась в воду, остервенело полоская платье и бельё. Голую кожу покусывал ветерок, но без него на солнце было даже тепло. А энергичная стирка разогнала кровь по венам. Отжав панталончики и платье, Марьяна передала их старухе, что накинула на плечи купленную утром кофту, а сама вернулась в центр полянки. И снова запылала факелом. От поднесённой к ней одежды повалил густой пар, холодный ветерок сносил его в сторону реки.

Вскоре одежда стала почти сухой, а силы у колдуньи иссякли.

— Вы сказали, что я проклинать умею, — посмотрела она на Дукуну.

— Поклёп навела. Огневичка ты. Но им об энтом знать не обязательно. Постращала чутка, чтоб мыслей дурных в голове не родилось, — махнула рукой старуха, надевая влажноватое бельё. — Теперь перекусим и дальше в путь. Нам бы до вечера дойти до низовья Кали. Там и заночевали бы. А утром искали бы брод.

Поев, напившись воды и набрав её в пустую стеклянную бутыль из мешка Дхок, бывшие узницы инквизиции собрались и двинулись следом за своей предводительницей. Та с любопытством поглядывала на девочку, но вопросы не задавала. А Марьяна Ильинична пыталась наслаждаться ощущением чистоты и молодостью. Но как ни старалась — ни выходило ни чёрта, ни пряника.

Чем дальше они удалялись от города, тем труднее становился путь. Всё чаще приходилось обходить поваленные деревья и густые заросли. Возле некоторых из них, правда, беглянки останавливались и ели спелые налитые соком ягоды. И даже в корзину набирали, про запас. Дукуна ещё и за грибами не ленилась наклоняться — и вскоре пришлось освободить от сухарей один из мешочков, чтобы складывать туда плоды тихой охоты. Дхок шла молча, угрюмо смотрела на лес и с настороженностью — на взрослых спутниц. Но от отряда не отставала, несла заплечный мешок с одеялом и котелком, а старуха приладила на спину изъеденную молью шкуру…