Шрифт:
Начальник моего ЧОПа пробил в «солнышко» племяннику.
— Произвол! — прокомментировал директор.
— Именно он, — подтвердил я, пока племянник пытался вдохнуть.
— Я этого не одобряю, — заметил Валентин Петрович. — Но ты прав, Сергей, тратить время на бесполезные препирательства мы не можем. У тебя, я слышал, свое НИИ?
— Извините, это секретно, — покаялся я. — Ёкуб Юсуфович, вы же знаете кто я. Зачем отпираетесь?
— Оговаривать себя не буду! — сложил он руки на груди.
— Гражданин Орипов, сотрудничество со следствием в нашей стране облегчает вину, — напомнил я племяннику.
— Ничего я не мочил! — сквозь слезы простонал он.
— Неприятно применять насилие, — вздохнул я. — Вам какой палец не жалко?
— Мне все нужны! — заявил он и спрятал руки за спину.
— Гражданин Васильев, ладно эти родня, но вам оно надо? — обратился я к КГБшнику. — База большая, но, раз стратегически важному городу отгружают мокрый хлопок, значит другим его отгружают тем более — в рефлексы вошло, получается. И не знать об этом Первый отдел не может. Давайте вы нам все расскажете и переедете куда-нибудь в Сибирь на завод разнорабочим с «полным служебным». Но если нет — извините, «пятнашечка» спецзоны.
— Да не знал я! — рявкнул он.
Ясно.
— Граждане Васильев и Осипов мизинцами левой руки совсем не дорожат, — пожал я плечами.
Короткая возня, двойной хруст, крики. Неприятно. И хорошо, что неприятно, иначе я бы испугался.
— Надумали?
Товарищи, увы, не надумали — крепкие или надеются на подмогу.
В кабинет постучали, и к нам застенчиво заглянул солдатик:
— Рашидов!
— Оперативно! — одобрил я и посмотрел на часы.
Двадцать семь минут с нашего прибытия сюда прошло. В глазах задержанных (де-факто) мелькнула надежда. Еще через тридцать секунд слегка вспотевший, одетый в костюм в вертикальную полоску, Шараф Рашидович.
— Здравствуйте, Шараф Рашидович! — радостно поприветствовал я его, выбрался из-за стола и пожал руку. — Огромная честь лично познакомиться с человеком, при котором Узбекистан настолько похорошел!
Как не ругай Рашидова, при всей своей страсти к припискам (которых теперь не будет) и коррупции, для республики он сделал очень много. Ну и трогать не велено — грядущая реформа провоцирует глав республик на подковерную возню и интриги, выгоду из которых извлекает Москва. Рашидов сейчас очень полезен.
— Шараф Рашидович! — возопил директор. — Произвол творится — приехали, избивают, пальцы ломают, хотят признание выбить! Я же верой и правдой…
— Помолчите, Ёкуб Юсуфович, — одернул его глава республики, у которого земля под ногами горит. — Разберемся! Здравствуй, Сергей, здравствуйте, товарищи. Могу я попросить меня ввести в курс дела?
И уселся в директорское кресло, как бы показав, кто тут хозяин. Я спокойно сел напротив, на стул посетителей — а чего обижаться, если я «кто хозяин» знаю точно? — и пересказал суть.
— Пальцы-то ломать зачем? — укоризненно спросил Рашидов. — Ты, Сергей, при всем уважении к Юрию Владимировичу, — не обломался обернуться и посмотреть на портрет Андропова, висящий рядышком с портретом самого Шарафа Рашидовича и перешел на отческий тон. — Молодой, горячий. Так же нельзя.
— А зачем гражданин Осипов тогда в опломбированном вагоне пытался покинуть территорию базы? — спросил я.
Нашелся тут Ленин, блин.
— Зачем? — спросил его Рашидов.
— Болею я, — жалобно проблеял племянничек. — Грузить помогал, дай думаю присяду, передохну, и сам не заметил как уснул.
— Предлагаю съездить по месту прописки граждан Васильева и Халилова, — пожал плечами я.
— Зачем? — удивился Рашидов.
— Посмотреть, — развел я руками. — Всегда ведь видно, по средствам человек живет или нет. Если по средствам — я извинюсь, выплачу пострадавшим по сто тысяч рублей, а вы позвоните в Москву, рассказав о случившемся, — поежился. — У дедушки тяжелый характер и острое чувство справедливости.
— Зачем из-за трех тонн так переживать? — попробовал предложить ленивое решение Рашидов. — Давай мы тебе десять найдем!
— Не в хлопке дело-то, Шараф Рашидович, — грустно улыбнулся я. — И вообще — его Госплан распределяет, и, если товарищи посчитали, что мне нужно выделить ровно сто, значит больше Родина выделить не может. И если мы возьмем пять откуда-то еще — его кому-то не хватит. Это несправедливо и попахивает «блатом». Блат деда Юра терпеть не может, а мы должны на него равняться. Едем! — поднялся со стула.
— Ёкуб Юсуфович, зови в гости, — вздохнув, поднялся и Рашидов.
— Это же незаконный обыск! — вяло пискнул тот.