Шрифт:
— Жаль, — вздохнул я. — А куда мы тогда?
— Пониже, — ухмыльнулся он. — Федя, нам туда, — показал секретарю пальцем в пол.
— Так точно, — отрапортовал Федя и поднял трубку внутреннего телефона, а мы вернулись в кабинет, и дед потрогал три фрагмента стены.
Шкаф с книгами и папками на полках бесшумно и быстро отъехал влево, явив двери лифта.
— Очень секретно, да? — спросил я деда.
— Секретней некуда, — заверил он, и мы вошли в открывшиеся двери.
Кнопку этажа жать не пришлось — здесь их вообще нет — кабина сама ухнула вниз, по ощущениям — раза в три быстрее чем обычный лифт. Вот почему дед взялся за поручень!
— Наташа в Монте-Карло улетела два часа назад, — удивил он новостью.
— И даже не сказала ничего, — обиделся я.
— Три часа назад она и сама об этом не знала, — улыбнулся он.
Лифт остановился, двери открылись, и мы оказались в небольшом, метров на десять квадратных, ярко освещенном лампами дневного света квадратном помещении с оклеенными легкомысленными обоями в желтый цветочек стенами. Напротив нас, у стены расположился поблескивающий лампочками пульт — похожие стоят на АЭС. Сверху панель с лампами, сейчас — зелеными. Снизу — сам пульт, с кучей кнопок и пятком тумблеров. За ним сидел человек в форме армейского полковника. Правее пульта — бронедверь без вентиля, но с переговорным устройством на стене. Нам бы такое в китайском посольстве, не пришлось бы сходить с ума от информационного голода.
У правой стены — стол, окруженный четырьмя стульями. Напротив, у стены левой — удобного вида кожаный диван с подушкой, с которого испуганно подскочил лысый дородный мужик лет пятидесяти в форме с погонами аж генерала-лейтенанта.
— Харю морщим, товарищ генерал-майор? — задушевно спросил дед.
Разжалованный товарищ посмурнел и признал:
— Виноват!
— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался я. — А если лампочка перегорит? — спросил я.
— Тогда хана стратегическому противнику! — не оборачиваясь, гоготнул полковник. — Вот, с 67-го тут сижу, жду — качественные, зараза.
Хохотнув, я спросил:
— Это типа кнопка?
— Синякин, перестать юморить, — велел генерал.
— Есть перестать юморить, — скучным тоном ответил полковник.
— А зачем диван и подушка, если лежать нельзя? — спросил я.
— Силу воли испытывать, — не удержался полковник.
— Так и есть, — кивнул мне дед.
— Юрий Владимирович, я должен проверить допуск Сергея, — проявил служебное рвение генерал.
— Само собой, — кивнул Андропов и достал из кармана пиджака сложенный в четыре раза листочек. — С этого дня — моего уровня, — посмотрел на меня и улыбнулся. — Один черт столько секретов знаешь, что уровень допуска уже без разницы, только смириться и превратить де-факто в де-юре и осталось.
— Спасибо! — от всей души поблагодарил я.
— Что уж там, — отмахнулся он, забирая листок. — Покажете хозяйство, Олег Игоревич?
— Чего ж не показать, когда допуск есть! — оживился генерал. — Это вот у нас, значит, пульт запуска достаточного для уничтожения стратегического противника количества баллистических ракет с ядерными боеголовками. Сейчас — выключен, — мощно расстроил он меня. — Активируется либо по приказу, либо в случае боевой тревоги. Нажать можем мы с Юрием Владимировичем, — он и дед одновременно достали из карманов вполне гражданского вида ключи. — Это в случае тревоги. А для отдачи приказа на превентивный удар по стратегическому противнику требуется кворум Политбюро с подписями Алексея Николаевича или Андрея Андреевича и обязательно — Андрея Антоновича. Так же после активации пульта все находящиеся на боевом дежурстве экипажи получают приказ открыть самый страшный конверт, — улыбнулся.
— Ух! — поежился я. — Так просто не нажмешь, получается!
— Посмотрел? Поехали обратно, — обломал малину дед.
— Поехали, — вздохнул я. — Спасибо, товарищи, хорошего вам дежурства.
— До свидания, — ответил генерал, и мы с дедом вернулись в кабинет.
— Как-то время реагирования не очень, — заметил я.
— Когда в нас сильно полетит — автоматика отработает сама, — отмахнулся он. — В случае такой тревоги мне и в бункер бежать смысла не будет — весь мир, как ты говоришь, в радиоактивный пепел.
— Хорошо что такого не будет, — порадовался я. — А почему товарищ секретарь звонил, а генерала застали врасплох?
— Потому что когда Федя звонит, у товарища полковника лампочка на пульте загорается, — ответил дед. — А он, получается, Олега Игоревича будить не захотел.
— Ржака! — оценил я.
— Бардак и распи*дяйство! — поправил дед. — Поедет завтра же на Камчатке у пульта дежурить.
— Давай Киму пару изделий на день рождения подарим, — предложил я.
— Такая корова нужна самому, — покачал он головой. — Нельзя — договор о нераспространении ядерного оружия. Да и какой смысл? Он же возьмет и применит, а нам потом разгребай. Хватит и того, что напасть на них мы не дадим — такой договор тоже есть.
— Еще лет пятьдесят, и Южная Корея превратится в мировую столицу косметологии и пластической хирургии, — поведал я. — Страшненькие они, комплексуют, — пояснил в ответ на недоуменный взгляд.
— Понял! — гоготнул дед. — А ты заняться хочешь?
— Можно выдать гранты на целебные для кожи крема и заняться, например, влажными салфетками, — пожал я плечами. — Тени-туши, вот это вот все. Неужели не найдется человека, который за миллион состав сбацает, а завод куплю за бугром — валюты много. Казне одолжить надо будет — обращайся!