После медитации я успокоился достаточно, чтобы почувствовать сонливость. А оказавшись дома, увидел маму, которая успела вернуться, снова начать вязать и заснуть за этим делом. Жаль, что во мне ещё нет стихии и я не смогу перенести её на руках в постель. В этот раз не стал себя накручивать попусту, у меня есть силы укрыть её пледом, этого уже достаточно.

Уже через минуту я крепко уснул, чтобы тут же увидеть сон.

Солнце неспешно поднялось в зенит, я будто следил за ним с раннего утра и только сейчас опустил голову, чтобы увидеть перед собой копьё, за которым терпеливо дожидался меня тот самый волк. Он сидел так расслабленно, будто его ждала не битва насмерть, а кость на ужин. Хотя, наверное, для него всё так и было. Лишь хвост выдавал в нём нетерпение, хлеща по бокам. Я был абсолютно гол, будто сегодня мои похороны, а не обряд копья.

Дрожа от ужаса, я подошёл к сияющему в свете солнца оружию, протянул руку и коснулся холодного металла, меня насквозь пронзило болью, но она как пришла — так и ушла, мгновенно. Копьё признало меня и с лёгкостью покинуло объятия камня. Более того, я будто стал сильнее, легко поднял тяжёлое копьё и со свистом рассёк им воздух.

Волк лениво поднялся на лапы, алые шерстинки в его белой шкуре сияли мелкими рубинами на полуденном солнце. В следующий миг он резко прыгнул, я не успел среагировать, только выставил вперёд копьё, но через секунду я уже был сбит с ног, а через полторы почувствовал сомкнувшиеся на шее зубы. Смерть была мучительной и страшной, но очень быстрой.

Солнце неспешно поднялось в зенит. Я снова опустил голову на круг копья. В этот раз я осмотрелся — вокруг возвышалось кольцо каменной стены. Никто бы никогда не вмешался в обряд копья, но древние не допускали и саму возможность. Я сделал последний шаг к копью, во второй раз разглядывая узоры на металле.

Рука неизвестного мастера вывела на верхней половине символичные рисунки всех этапов познания. Три этапа познания зверя — пробуждение, обращение и отделение. На гравюре волк сначала поднимает голову в груди человека, потом человек объединяется с зверем и, наконец, зверь выходит из него. Затем три этапа познания стихии — познание, превращение и воплощение. Сначала пламя горит в его руке, затем он сам превращается в пламя и последнее — когда всё вокруг него становится пламенем. Последняя гравюра — человек. Этот этап называют осознанием себя. Между гравюр.

Все рисунки были перепутаны и разделены тонкой вязью рун, в которых описывалась базовая тренировка, та, что без папиных поправок. Правильного порядка не существует. Разве что познание стихии само всегда идёт первым, а познание зверя приходит уже после, триединство — это сила. Звери за редкими исключениями познают человека лишь на четвёртом этапе, уже после всех этапов стихии. И считается, что зверь на этапе духа стихии слабее, чем человек, познавший и стихию и зверя.

Волк недовольно взрыкнул, требуя меня поторапливаться. Зверь хочет кушать.

Я зло схватил копьё, теперь готовый к бою. Волк лениво поднялся на лапы, а через секунду прыгнул на меня. Лезвие копья зло чиркнуло по густой шерсти, брызнула алая кровь. А в следующее мгновение на моей шее сомкнулись зубы волка. Отвратительный, ужасный хруст оборвал вторую попытку.

Солнце неспешно поднялось в зенит…

Я попытался проснуться. Тщетно. Как бы ни сжимал зубы, не щипал себя, сколько бы не моргал, прыгал, не падал на спину — я только вызвал недоумение у волка. Он совершенно по-человечески в недоумении повернул голову набок. Тяжело вздохнув, я был вынужден признать, что выбраться из этого сна я не могу.

Я понял, что это пророческий сон, смущало только отсутствие отца, который до сих пор появлялся всегда, когда проявлялся мой дар. Очень редкий дар стихии. Редкий и ценный. Но я не слышал ни об одном известном пророке, кто был бы по-настоящему силён. Кажется, именно об этом мне и говорил этот сон.

Ну, уж нет! Дудки! Я не согласен быть слабым! Я стану духом стихии и буду пытаться стать богом!

Решительно схватил тяжёлое и неудобное копьё, не стал дожидаться рывка волка — сам прыгнул ему навстречу. Тот прямо из сидячего положения перетёк чуть в бок, а я не успел сдвинуть проклятую железку ни на сантиметр в сторону. Тошнотворный хруст, яркая и сильная боль.

Солнце неспешно поднялось в зенит…

Мне нужно другое оружие, понял я. Копьё слишком тяжёлое, да и мне оно не нравится, в отличие от кинжала. Отец писал, что на бой можно прийти со своим оружием, если тебя тянет к нему. Важно только коснуться священного копья, а после схватки обагрить лезвие кровью зверя, чтобы оно наградило тебя. Главное не оружие, а честь. На схватку человек должен приходить без брони, максимум в повседневной одежде.

Я зажмурился, желая, чтобы у меня во сне появился мой кинжал.

Открыв глаза, первым я увидел встревоженные глаза мамы.

— Ты опять плохо спал, Арен, тебе снился пророческий сон?

Я, ещё не проснувшись толком, помотал головой, даже не ради ответа, а просто для того, чтобы сбросить с себя сонную хмарь и воспоминания смерти. Я всё ещё чувствовал на шее острые клыки, слышал в ушах звон сминаемых позвонков. Сон ещё не до конца прошёл, кажется, что усни я сейчас — снова окажусь там.

— Хорошо, сынок, иди кушать, — мягко ответила мама, впрочем, не совсем мне поверив.