Дойдя до середины входного зала, называемого «Залом Медведя», гид останавливается и начинает декламировать описание места напыщенным и монотонным голосом (можно было бы сказать «замогильным» [69] без всякой погони за игрой слов). Урок, конечно, заученный наизусть, где самые смелые и самые неожиданные гипотезы о происхождении и формировании пещеры и ее сталактитов переплетаются с страшными историями и любопытными легендами.

Осмотр продолжается, как ритуал, из зала в зал под аккомпанемент декламации гида, иногда только прерываемой скудным, но эффектным пламенем соломенного факела, бросающим красноватые отсветы на дантевскую декорацию: на нагромождения каменных глыб и неясные перспективы таинственных сводов. Но нестерпимый дым заставляет ускорять шаги и уходить дальше вперед, в недра горы, до того места, где свод опускается до пола, оставляя только низкий и очень узкий ход, откуда дует ток воздуха. Здесь гид становится самим собой и вернувшись к своему нормальному «акценту Бержерака» объясняет, что долгое и опасное ползанье через лазейку приведет в другую пещеру, еще более обширную и более прекрасную…

Только некоторые убежденные археологи или любознательные и смелые натуралисты отваживались ползти в этот узкий, неудобный и грязный ход. Но Манзас был хорошим пропагандистом и настойчиво спрашивал посетителей, не желают ли они полезть в лазейку. В ответе он был уверен: дамы, уже, немного испуганные, оказавшись так далеко под землей, всегда хотели немедленно вернуться. Мужчины резонно доказывали, что не хотят портить одежду, и так как здесь осмотр пещеры оканчивался, то обычно возвращались на поверхность. Легко себе представить, что, дойдя до отверстия, ведущего в «ход сообщения», мосье Мартель, чопорный юрист, одетый по моде того времени, в сюртуке и цилиндре, отклонил коварное предложение проводника.

Но как интересно было бы узнать, что чувствовал и думал мальчик Эдуард-Альфред (так звали будущего знаменитого спелеолога. — Ред.) в день своего подземного крещения, стоя перед узкой щелью в пещере Гаргас — редкой, а может быть, и единственной в его жизни, перед которой он отступил.

Слава грота Гаргас не давала спать одному из местных крестьян, и он вбил себе в голову мысль использовать с выгодой для себя грот Тибиран, находящийся на пути к пещере Гаргас, но ближе к деревне. Вот этот-то «третий» человек и пришел в один прекрасный день (тому скоро будет сто лет) к входу в пещеру Тибиран. Зажег свечку, проник в пещеру, запасшись лопатой и киркой, и начал вырубать ступеньки сверху донизу крутого и скользкого склона. Затем загородил вход стенкой, проделал в ней дверь, повесил на дверь замок и стал ждать визитеров.

Деревенские дети, прельщенные вознаграждением и припугнутые новым предпринимателем Тибирана, стали приводить туристов, прибывающих для осмотра пещеры Гаргас, в Тибиран! Конкуренция незаконная и малозавидная; мошенничество было грубым, так как пещера представляла мало привлекательного. После горячих споров и протестов хранителя пещеры Гаргас беззастенчивый «владелец» грота Тибиран должен был отказаться от своего неудачного предприятия, от которого не сохранилось ничего, кроме полуразвалившейся загородки и постепенно зарастающих мохом и осыпающихся внутренних ступенек.

В 1880 г. грот осветился опять, правда очень ненадолго. Палеонтолог и археолог Феликс Реньо, успешно раскапывавший пещеру Гаргас и вынувший из почвы пещеры, и особенно со дна знаменитого «каменного мешка», целые скелеты медведей, львов, гиен и волков, попробовал с отрядом землекопов производить раскопки в гроте Тибиран, но далеко не с таким же успехом, как в Гаргасе.

В 1920 г. один молодой человек бродил в чаще леса вблизи грота Тибиран, отыскивая в него вход.

Среди высоких деревьев теснились кусты ежевики и гигантские самшиты. Тропинка, приводившая к гроту, уже давно исчезла, и молодой спелеолог долго блуждал во всех направлениях. Но у него был навык к такого рода поискам, и в конце концов он все-таки нашел отверстие пещеры; опустил около него свой горный ранец, встал на колени, как некогда мадленский предок и галло-римский раб, и зажег ацетиленовую лампу. Он впервые собирался проникнуть в этот грот.

Тридцать лет спустя, в момент когда пишутся эти строки, он опять собирается войти в пещеру Тибиран.

За этот тридцатилетний промежуток я часто посещал этот грот. Во время первых вторжений пришлось остановиться перед двумя вертикальными естественными шахтами, но я не дал себе покоя, пока их не исследовал. На дне одного из колодцев течет подземный ручей под очень низким потолком, и я не помню, чтобы мне где-нибудь еще приходилось с таким трудом ползать по затопленному ходу.

Голый, как земляной червь, извиваясь в воде и вязкой грязи, как пресмыкающееся, я довел свое обследование до пределов возможного, так и не проследив подземного течения воды на всем его протяжении.

Это происходило до 1923 г., то есть до моего открытия стенных гравировок и доисторической лепки в соседней пещере Монтеспан. Открытие навело меня на мысль, что и другие пещеры этого района могут содержать рисунки. Поэтому я часто навещал грот Тибиран и тщательно осматривал его каменные стены, но, увы, безрезультатно.

Затем с 1936 г., когда я начал кольцевание летучих мышей, грот Тибиран видел меня чаще, чем когда-либо, потому что зимой в нем поселяется колония летучих мышей подковоносов, я их изучаю и из года в год веду им счет.