Август и великая империя

Пятитомный труд выдающегося итальянского историка и публициста, впервые вышедший в свет в 1902–1907 гг., посвящен гражданским войнам в Риме, приведшим к падению Республики и утверждению нового императорского режима Принципата. Изложение включает предысторию — время формирования и роста римской державы, период гражданских войн (30-е годы I в. до н. э.) и подведшее под ним черту правление императора Августа (30 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Повествование отличается напряженным драматизмом, насыщено идеями и сопоставлениями, подчас весьма парадоксальными, изобилует блестящими портретными характеристиками (Суллы, Помпея, Красса, Лукулла, Цезаря, Цицерона, Октавиана Августа).
Книга была переведена на все важнейшие европейские языки; русский перевод, подготовленный видным исследователем античности А. А. Захаровым, был опубликован между 1914 и 1925 гг.
Новое издание этого перевода подготовлено под научной редакцией доктора исторических наук, профессора Э. Д. Фролова.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
С выходом в свет настоящего, пятого, тома труда Ферреро оканчивается русское издание «Величия и падения Рима». Насколько известно мне, обещание автора, данное в предисловии к первому тому, довести изложение до «падения» Рима, осталось до сих пор невыполненным. За это время вышел целый ряд его сочинений: «Характеры и события римской истории от Августа до Нерона», «Жены Цезарей», «Древний Рим и современная Америка», «Падение античной цивилизации», «Краткая история Рима» (вместе с Барбагалло) и др., но шестого тома большого его сочинения, по-видимому, еще не появлялось. Я говорю по-видимому потому, что научные новости и сведения из-за границы до сих пор еще приходят не с той аккуратностью, с какой было бы желательно.
Начавшись печатанием в 1914 г., перевод только теперь, через девять лет, по причинам, не зависящим ни от переводчика, ни от издательства, приходит к концу, когда первые тома его давно уже распроданы.
Мы сочли нелишним приложить к настоящему тому указатель ко всему сочинению, в надежде, что он будет полезен, когда будут переизданы распроданные части.
Ввиду неимения на русском языке очерка изучения римской истории в XIX и XX столетиях (соответствующий очерк проф. Нетушила давно вышел из продажи) переводчик счел не бесполезным приложить к последнему тому свою статью «Очерк изучения римской истории во второй половине XIX и начале XX в.». В ней он, не претендуя на многое, желал дать краткие характеристики; отдельных ученых и их трудов в области римской истории, а также библиографические указания,' которыми могли бы воспользоваться лица, заинтересовавшиеся тем или иным историком Рима или разными сторонами древнеримской жизни.
20 мая 1923 г.
Глава I
Египет Запада
Восстание в Альпах. — План кампании против ретов и винделиков. — Тиберий. — Друз. — Тиберий и Друз — легаты Августа. — Переговоры между Ликином и галльскими вождями. — Египет Запада. — Война с ретами и винделиками. — Популярность Друза и Тиберия в Риме. — Гораций восхваляет победителей, — Друз и Тиберий — представители аристократического возрождения. — Прославление Клавдиев.
Если мятеж быстро был подавлен на равнинах Галлии, то в Восстание Альпах он, напротив, разгорался и становился серьезным. Освободив в Альпах Истрию от паннонцев и жителей Норика, Публий Сир спустился в долину По и двинулся против веннонетов и каммунов в Валтелину и Валь Камонику (Val Camonica). [1] Но появление его армии не испугало мятежников. Пример веннонетов, считавшихся одним из воинственнейших альпийских народов, [2] увлек другие племена. Трумпилины, жившие в современной Валь Тромпиа, и многочисленное племя лепонтиев, [3] жившее в лепонтинских Альпах, т. е. все итальянские и швейцарские долины возле Лаго Маджоре и Лаго Орта, восстали вместе с ретами и винделиками, воинственные племена которых занимали обширную область Гризона и Тироля и через баварскую равнину доходили до Дуная. [4] Центр Альп был весь в огне; и хотя на западе пожар остановился на краю обширной пустыни, сделанной римским мечом в долинах салассов, тем не менее с середины большой горной цепи он распространился вплоть до коттийских Альп, где в это смутное время умер Донн, верный друг Рима, оставив страну своему сыну Коттию, на которого всего менее можно было полагаться. В мятеж были вовлечены также грубые и неукротимые лигурийские племена приморских Альп. [5] В альпийских долинах укрылись последние остатки племен, некогда живших на равнине: лигуры, иберы, кельты, этруски, евганеи. Там эти различные народы сталкивались и сражались друг с другом, соединяясь для защиты против приходивших с равнины завоевателей и против Рима, который до этих пор только изредка и по временам появлялся в большинстве долин. Так они жили до сих пор, почти свободные, в ущельях своих гор, образуя племена под управлением богатых землевладельцев, обрабатывая земли, пася стада, эксплуатируя понемногу рудники и великолепные леса, грабя путешественников и время от времени спускаясь для грабежа в равнину. Многие из этих племен нашли гораздо более золота в анархии тридцати последних лет и периодических грабежах равнины, чем в песках своих рек. Мир для них был поэтому менее приятен, чем для других жителей западных провинций, и мятеж разгорался повсюду.
1
Dio, LIV, 20.
2
Strabo, IV, VI, 8.
3
Одновременно ли с веннонетами и каммунами восстали трумпилины и лепонтии, Дион не говорит нам, но Оберцинер, по моему мнению, прав, предполагая это, ибо в надписи из La Turbie (С. I. L., X, 78, 17) они фигурируют в списке альпийских народов, побежденных в эту эпоху Августом. См.: Oberziner. Le guerre di Augusto contro i popoli alpini. Roma, 1900, 59 сл.
4
Ibid., LIV, 22.
5
Оберцинер справедливо указывает на важное место Аммиана Марцеллина: XV, X, 2. Из этого места следует, что Донн умер в данное время, что ему наследовал Коттий и что Коттий с частью своего народа принял участие в восстании приморских Альп, разразившемся, как можно видеть из Диона (LIV, 24), в 14 г. до Р. X. Эти более поздние мятежи были вызваны примером предшествующих и являлись их следствием.
План кампании
Рим оказался неожиданно вовлечен в самом сердце своих европейских провинций в весьма тяжелую войну, потребовавшую гения: нового Цезаря. Стратегический план, который был бы выработан завоевателем галлов против этих горных и равнинных разбойников, состоял в следующем: перейти форсированным маршем через Альпы, изгнать быстрыми экспедициями и неожиданными нападениями из Истрии паннонцев и иллирийцев, а из Галлии вторгнувшихся туда германцев — и восстановить теми же средствами порядок во Фракии, где он был так глубоко нарушен. Но время и люди изменились, Август, не имея возможности мобилизовать сирийские, египетские и африканские войска, располагал для этих кампаний всего тринадцатью легионами, из которых пять были расположены в Галлии, а восемь — в Иллирии и Македонии, в каких местностях, точно нам неизвестно. [6] Наконец, эти тринадцать легионов, несмотря на постоянные упражнения, не обладали былой силой и энергией, чтобы служить непобедимым орудием быстрого гения нового Цезаря. Да и сам Август не был новым Цезарем. Он не хотел стоять более во главе армии, предпочитая через своих легатов издали руководить войной. Поэтому он решил разделить необходимую работу на отдельные части и выполнять ее постепенно с благоразумной медленностью. На время он оставил в покое Паннонию, Норик и Фракию и устремил на Альпы все силы, которыми только располагал. Он поручил Публию Силию, после того как тот победил веннонетов и каммунов, по возможности, в тот же год или на следующий, [7] двинуться против трумпилинов и лепонтиев; затем он предполагал разбить наиболее опасную коалицию ретов и винделиков. Одна армия должна была двинуться из долины По, вступить через Верону в долину Эча и через Тридент (совр. Trento) пройти в долину Эйзаха, гоня врага перед собой, оттесняя его и преследуя направо и налево в боковые долины, захватывая в плен и убивая всех ретов, которых она только могла захватить. Эта армия должна была направиться к Бреннерскому перевалу, чтобы, подобно опустошительному потоку, спуститься оттуда к Инну и долинам винделиков. Одновременно с ней другая армия должна была выступить из Галлии, вероятно, из Безансона, и, следуя течению Рейна, пройти через область лепонтиев, где уже должен был пройти Силий. Эта армии должна была достигнуть Констанцского озера, которым владели тогда винделики, овладеть им и, соединившись с италийской армией, дойти до Дуная, покорив всю Винделикию. [8]
6
Pfitzner. Geschichte der romischen Kaiserlegionen von Augustus bis Hadrianus. Leipzig, 1881, 6.
7
Oberziner. Op. cit., 59–60.
8
Оберцинер (99—101) доказал, что таков, по-видимому, был план войны. Но у нас так мало документов об этой кампании, что приходится довольствоваться простыми предположениями.
Тиберий
16 г. до P.X
Но для всех этих экспедиций в Альпах, Паннонии, Норике и Фракии нужны были молодые, смелые и опытные генералы, обладавшие здоровьем, упорством и энергией, необходимыми для горных войн с варварами, где не столько нужно было вести большие сражения, сколько преследовать в бесконечной серии мелких стычек до. крайности подвижного врага. Август поэтому был прав, желая омолодить республику путем призыва на важнейшие должности лиц от тридцати до сорока лет. К несчастью, здесь он был принужден считаться с предрассудками, честолюбием, интересами и завистью старой знати; против него были также обстоятельства и дух его времени, ослаблявший старую знать, вместо того чтобы дать ей новую энергию. Таким образом, несмотря на все усилия Августа, выдающиеся умы и способности были немногочисленны среди членов старой помпеянской аристократии, занимавшей должности преторов и консулов. Во всяком случае, Август сделал все, что было в его силах. Без сомнения, по его совету в этот год, несмотря на свою молодость (ему было только 32 года), выступил кандидатом на консульство 15 г. Л. Кальпурний Пизон, сын консула 58 г. и, следовательно, брат последней жены Цезаря, Кальпурнии, и дядя Августа. [9] Август хотел сделать его своим легатом во Фракии. Начальником армии, которая из Галлии должна была вторгнуться в Винделикию, он назначил Тиберия. Тиберию было тогда двадцать шесть лет; он принадлежал к одной из древнейших и известнейших аристократических фамилий и дал уже многочисленные доказательства своего ума и энергии. Ему удивлялись как живому образцу того, чем была знать в счастливые времена республики. В тот год он был претором. [10] Август поэтому мог сделать его своим легатом и доверить ему армию, не оскорбляя ни законов, ни обычаев, не совершая неблагоразумного поступка и не будучи обвинен в том, что из дружбы покровительствует недостойному; напротив, этим он доказывал, что доверяет молодым людям не только в своих речах и в незначительных должностях, но искренне и в важных поручениях.
9
Tacit. Ann., VI, 10: patrem ei censorium. Это указание Тацита заставляет думать, что Пизон был сыном консула 58 г., бывшего в 50 г. цензором, и, следовательно, брата Кальпурнии. Однако сравнение его возраста с возрастом его отца и его сестры вызывает некоторое сомнение. Так как Пизон умер восьмидесяти лет в 32 г. н. э., то он родился в 48 г. до Р. X., т. е. десять или одиннадцать лет спустя после того, как его сестра вышла замуж за Цезаря. Следовательно, между его возрастом и возрастом его сестры было по меньшей мере двадцать пять или двадцать шесть лет разницы. Вещь, конечно, возможная, ибо консул 58 г. мог жениться вторично в возрасте пятидесяти лет, но, во всяком случае, необычайная.
10
Несомненно, что в молодости и в зрелом возрасте Тиберий обнаруживал самые лучшие качества. В этом согласны все историки. Сам Тацит (Ann., VI, 51), несмотря на свою ненависть, говорит: egreglum vita famaque, quoad privatus, vel in imperiis sub Augusto fuit. Светоний (Tib., 39) и Дион (LV1I, 13) говорят, что он изменился после смерти Германика. Впрочем, как мы увидим, его история между двадцатью и пятьюдесятью годами есть история выдающегося человека. События его жизни и черты его характера, о которых мы будем говорить, укажут нам, что Тиберий, в эту, по крайней мере, эпоху своей жизни, являлся представителем чистой аристократической традиции с непримиримостью, которую можно найти только у Клавдия. Поэтому прежде всего нужно установить тот основной факт, что даже наиболее враждебные Тиберию историки согласно признают, что его юность отличалась добродетелью и была свободна от пороков. На этой точке зрения нужно стоять прежде всего, если хотят понять фигуру Тиберия и решить то, что один немецкий историк назвал «тибериевской загадкой*-. Тиберия не понимали потому, что не изучали в подробностях его жизнь до получения верховной власти, что является очень важным. Ключ к его истории находится всецело в тех годах, когда Тиберий был только пасынком Августа и одним из римских вельмож.
Друз
Нельзя того же было сказать о сделанном в то же самое время другом назначении, которое не оправдывалось ни конституционно, ранее уже занимавшимися должностями, ни лично, уже оказанными услугами, и которое казалось первым, правда, легким, но тем не менее опасным покушением на строгий конституционализм, восстановления которого желал Август. Легатом для начальствования над армией, которая из Италии должна была напасть на ретов в их долинах, он выбрал младшего брата Тиберия, Друза, второго сына Ливии. Друз, которому было двадцать два года, подобно Тиберию, был уполномочен сенатом занимать государственные должности за пять лет до назначенного законом срока; благодаря этой привилегии он был избран квестором на 15 г. до Р. X. [11] В Риме, правда, видали армии под командой квесторов, но лишь в особо тяжелых обстоятельствах, в том случае, когда не было магистрата высшего ранга. Однако теперь обстановка была другая. Если Август, имевший в своем распоряжении столько бывших преторов и консулов, доверил армию молодому квестору, не представившему еще никакого доказательства своих способностей, то это могло случиться только по его личному расположению, несогласному с формой и сущностью республиканской конституции. Но Друз был любимцем богов, которому, казалось, были предоставлены все привилегии. Подобно Тиберию, он имел благородную аристократическую красоту Клавдиев, [12] но не был, как он и его предки, суровым, высокомерным, жестоким и мрачным; [13] напротив, он был любезен и весел и умел даже скептическим и порочным людям внушить любовь к тем древним римским доблестям, которые в его брате казались такими нестерпимыми даже людям добродетельным. В нем же старые доблести римской аристократии впервые сделались гуманными и приятными. [14] К тому же у Друза не было, как у его брата, рядом со столькими добродетелями порока пристрастия к вину. Поэтому, когда Август в этом году выбрал ему в жены Антонию, младшую дочь Антония и Октавии, Рим тотчас же проникся симпатией и уважением к этой чете, блиставшей божественным сиянием молодости, красоты и добродетели. Целомудренная, верная, простая, преданная, хорошая хозяйка, Антония обладала серьезными достоинствами древних женщин; но вместе с тем у нее были и хорошие качества ее современниц: красота, развитие и образованность, неведомые прежним поколениям. Красивый, молодой, любезный, горячий республиканец и энтузиастический поклонник великой римской традиции, [15] Друз имел благородное честолюбие, свойственное человеку знатной фамилии, и нравы до такой степени целомудренные, что, по общему утверждению, женился вполне целомудренным и всегда оставался верен своей супруге. [16] Любимая как высшими классами, так и народом, эта прекрасная чета, казалось, воплощала в себе то соединение римской силы и добродетели с эллинским умом и изяществом, которого тщетно пытались достичь в литературе, в управлении, в религии, в нравах и в философии.
11
Дион Кассий не дает нам никакого указания на cursus honorum Друза, но мы можем извлечь даты его претуры и квестуры из Светония (Claud., 1): Drusus in quaesturae praeturaeque honore dux Rhaetici, deinde Germanici belli.
12
Светоний (Tib., 68) говорит нам, что Тиберий был facie honesta, и действительно таким рисуют нам его бюсты. Веллей Патеркул (II, XCVII, 3) говорит нам о Друзе: pulchritudo corporis proxima fratemae fuit.
13
Многие писатели отмечают эти суровые манеры Тиберия, являющиеся чертой аристократического характера в еще мало утонченные эпохи и которые, следовательно, можно рассматривать в Тиберии как традицию великой аристократической эпохи, как доказательство, что даже в своем темпераменте он является полным выразителем старой традиции римской знати. Двумя столетиями раньше все привыкли видеть и уважать в вельможах эту суровость; но в эпоху Августа она казалась уже устаревшей и производила неприятное впечатление. Рlin. N. Н., XXVIII, II, 32: tristissimum… hominem; Ibid., XXXV, IV, 28: minime comis; Sueton. Tib., 68: incidebat cervice rigida et obstipa; adducto fere vultu, plerumque tacitus; nullo aut rarissimo etiam cum proximis sermone, eoque tardissimo… Quae omnia ingrata, atque arrogantiae plena et animadvertit Augustus in eo et excusare tentavit… professus naturae vitla esse, non animi.
14
Velleius Pater., II, XCVIV, 2–3: Cujus ingenium utrum bellicis magis operibus an civilibus suffecerit artibus, in incerto est: morum certe dulcedo ac suavitas et adversus amicus aequa ac par sui aestimatio inimitabilia fuisse dicitus.
15
Только такое заключение можно извлечь из неясного места Светония (Tib., 50), согласно которому Тиберий prodita eius (Друза) epistola, qua secum de cogendo ad restituendam libertatem Augusto agebat. Тиберий всегда любил своего брата, и хотя Светоний (I, 1) отрицает это, но факты сильнее его отрицания. Если анекдот не что иное, как изменение какого-нибудь более действительного факта, то можно отметить только очень живой энтузиазм молодого Друза к аристократическим и республиканским идеям, бывшим традиционными в его фамилии и перешедшими к нему, очень вероятно, от его матери. Почести и войны должны были- впоследствии умерить этот энтузиазм.
16
Val. Max., IV, III, 3.
Тиберий и Друз как легаты
15 г. до P.X
Нельзя сказать, почему Август решил назначить Друза своим легатом. Этим актом он, несомненно, вносил глубокое изменение в самое существо древней республиканской конституции. Август нежно любил Друза, и его любовь могла играть значительную роль в этом решении. Возможно также, что он уступил советам Ливии. Наконец, ум и доблесть молодого человека могли победить его последние колебания. Так как Друз обещал сделаться великим полководцем и так как для руководства войной нуждались в молодых людях, то было благоразумным воспользоваться немедленно же его редкими качествами. Достоверно, однако, что Август не назначил бы Друза своим легатом, если бы не был уверен, что все одобрят его выбор. Публика была капризной: она то требовала самого педантического уважения к конституции, то, когда дело шло о ее любимцах, одобряла или даже требовала самых чрезвычайных привилегий. А среди ее фаворитов наиболее выдающимся был целомудренный супруг прекрасной и добродетельной Антонии. Во всяком случае назначение Друза было важным примером, ибо оно вводило династический принцип в республиканскую конституцию.