Формулировка клятвы проливает яркий свет на отношения между людьми войны и простонародьем. «Крестьянину, который нанес ущерб другому крестьянину или рыцарю, мною будет дана отсрочка на две недели; после этого я буду иметь право его захватить, но из его имущества я изыму лишь то, что положено по обычаю». Это показывает, что селяне не были беззащитными, но также то, что на них давит карательное правосудие, что в функции рыцарей входит их наказаний, что правосудие разрешает изымать имущество у «бедных людей». Таким образом, власть сеньоров предстает в морализованном виде; она не может преступать установления обычного права; отсрочивая принудительное вмешательство, эта власть должна давать время для полюбовных соглашений «через посредство соседей», как позднее записано в сборнике кутюмов бурга Клюни.

«На рыцаря, разъезжающего без оружия в Великий пост, я не буду нападать, я не буду ничего у него отбирать». Иными словами, любой всадник, если только это не товарищ по оружию, рассматривается как предполагаемый противник, а любая встреча людей войны начинается, как это описано в романах XII века, со схватки. Наконец, обнаруживается зревшая в ту пору идея о том, что бывают времена, когда любое нападение запрещается, даже если речь идет о воинах, от которых ожидают того, чтобы они истребляли друг друга, чтобы самые неистовые погибали в схватках. На период самого строгого покаяния должно устанавливаться всеобщее перемирие. Такие перемирия имели место на севере королевства начиная с 1023–1025 годов. Здесь следует исправить свидетельство Рауля, который относит к 1040 году появление соглашений нового типа, первоначально — «в краях Аквитании». Дополняя систему поддержания мира, эти документы, как пишет Рауль, под страхом отлучения от Церкви запрещали «любому смертному, начиная с вечера среды и до утра следующего понедельника, силой отбирать что бы то ни было у кого-либо ради отмщения врагу или даже ради получения залога для выполнения договора».

Таким образом, благодаря миру и перемирию Божиим удалось ограничить вооруженное насилие рамками, внутри которых мог свободно продолжаться беспорядок, творимый людьми меча. Успех миротворческого движения обусловил созревание теории общества, на которую во Франции вплоть до гибели «старого порядка» опирались все рассуждения о распределении властной мощи. Эта теория исходит из того, что Господь, сотворив мир, разделил людей на три категории: одни молятся, другие сражаются, а третьи трудятся; политический порядок покоится на взаимном обмене услугами, которые каждый предоставляет другим в соответствии со своей функцией. Эта идеальная модель позволяет также узаконить открытый разрыв внутри светского общества: военное поприще, уготованное некоторым, дает им право жить за счет труда других; повинности в пользу сеньора осенены Божественной волей. На основе такой модели претерпевает изменения и система запретов для людей войны. На них возлагаются позитивные функции. Получение воинами материальных благ оправдано только тем, что они несут службу.

Смыкаясь с рассуждениями Фульберта Шартрского относительно обязанностей вассалов, эти представления о совершенном обществе содержат в себе зародыши идеологии рыцарства. Она опирается на прогрессирующую сакрализацию жестов (идущую одновременно с сакрализацией брачного обряда), которыми сопровождается вручение молодому рыцарю оружия, когда, после завершения ученичества, он допускается в дружество зрелых воинов. Вполне естественно, что священники потребовали возлагать на алтарь меч и перевязь, символ военного звания, которые они затем вручали новому рыцарю, подобно тому, как опоясывали перевязью с мечом нового короля во время коронации. Мы увидим, что священники, достигнув своей цели, становятся к концу XII века участниками церемонии посвящения в рыцари. На новоиспеченного рыцаря возлагались обязанности, сходные с теми, которые принимал на себя король перед миропомазанием: оберегать церкви, защищать вдов и сирот, расширять мечом, имеющим форму креста, пределы царствия Христова. В течение XI века, когда мироохранительные учреждения доказывали свою действенность, на теорию трех людских функций привили концепт священной войны.

Теория была сформулирована в тот самый период, когда на севере Франции проходили первые соборы во имя сохранения мира. Епископы, которым принадлежало авторство этой теории, противились миротворческим нововведениям. Епископы боролись против своих собратьев, оспаривая Друг у друга влияние при королевском дворе, они выступали и против концепции монашества, согласно которой монахи стоят выше белого духовенства, выводятся из-под власти епископов. Они считали опасным собирать на моления всех людей как равных: не приведет ли это к возрождению товариществ, упразднения которых прелаты так яростно добивались в IX веке? Наконец, Герард Камбрейский, Адальберон Лаонский хотя и призывали в своих епархиях к перемирию Божию, уважая каролингские традиции, но все же опасались того, что миротворческая система ущемит державную мощь сюзерена.

На самом же деле эта система уважала королевские прерогативы. Во Франкии, в Бургундии, — даже во Фландрии, где необходим был союз с графом, короля — помазанника Божия призывали возглавлять благотворные конные походы против воинов, которые употребляли меч для недобрых дел. Мир Божий установился в тот период, когда королевская власть проявляла слабость, но как только «королевский скипетр» вновь обрел способность «карать злодеяния сильных мира сего», миротворческие учреждения превратились в опору для восстановления монархического государства. Верно, однако, и то, что эти учреждения в принципе сводили роль светских государей к роли своих второстепенных помощников.

Такая картина наблюдалась в Аквитании. Ее герцог первоначально опирался на мироохранительные учреждения, после 1025 года он теряет контроль над ними, с этого времени его власть затмевается властью людей Церкви. Установление мира и перемирия Божиих привело в первую очередь к укреплению мощи епископов, дав им в руки новое оружие. По рассказу Адемара из Шабанн, «ограбление, разорение бедных людей вынудило епископа Лиможского прибегнуть к новой практике. Состояла она в том, что в церквах и монастырях приостанавливались отправление культа и прославление святого мученичества, народ лишался возможности славить Господа, как если бы он был народом языческим; и называлось это отлучением». Такое наказание накладывали прелаты. Судебная власть, которой они обладали над духовенством и монастырями, была дополнена «правосудием христианским», карающим за преступления против мира и распространяющимся на мирян. Таким образом, носители епископских функций все более вовлекались в дела бренного мира. Усиливался политический характер этих функций. Власть епископа превратилась в предмет самой острой зависти, что усугубило, на взгляд ригористов, те беды, от которых страдала немонастырская Церковь. Ее реформирование представлялось поэтому все более неотложной задачей.

В 20 — 30-е годы XI века в истории Франции наблюдались две противоречивые тенденции. Первая, приведшая к раздроблению власти, ее сосредоточению вокруг замка, уже близилась к своему завершению. Силу набирала вторая тенденция. Она была связана с ростом населения, оживлением торговых обменов и свидетельствовала о восстановлении более крупных политических образований. Эта тенденция, которая затронула прежде всего Церковь, пережившую меньший упадок по сравнению со всеми другими институтами, воспринималась людьми того времени, еще сохранявшими убеждение о развращающем воздействии на человека движения земной истории, как возврат к прошлому, восстановление.