Доктор Роберт Джефферсон Хан - так назвал он себя - на ломаном японском языке объяснил, что говорит по-японски плохо, но понимает все.

Я назвал свое иводзимское имя, а Хаш-хаш добавил:

– Кодированное имя подполковника: Хиропон.

Роберт Хан вежливо улыбнулся, показав золотые зубы, и сказал:

– Очень модное имя. А меня прошу называть просто доктором.

Нам подали чайник и чашки, но в чайнике оказался не чай, а какой-то коричневый напиток, отдающий лекарством. Роберт Хан сказал, что это знаменитое китайское снадобье "хэшоуняо" - настой из горных целебных трав, возвращающих старикам молодость.

Вскоре подъехал еще один господин. Роберт Хан вскочил, низко поклонился, приложив руки к коленям, и бросился снимать с гостя пальто. Лицо его показалось мне знакомым. Хаш-хаш, не вставая с кресла, представил вошедшего:

– Генерал Ким Сек Вон, бывший полковник японской армии Канаяма Секиген.

Я отвесил короткий поклон по-военному и назвал себя. Я вспомнил его. Это был тот самый полковник с корейскими усами, которого я видел в день капитуляции в штабе мятежа. Тогда он шептался о чем-то с Дзинтаном. А потом я видел его в саду у Ии среди офицеров, закапывавших сейфы в землю. Теперь он был без усов. Генерал ответил мне вежливым поклоном и спросил:

– Вы из Общества изучения истории?

За меня ответил Хаш-хаш:

– Нет, он мой консультант по вопросам специальной службы, но тоже будет в курсе исторических изысканий.

– Я слышал о вас от ваших друзей и давно хотел познакомиться. Теперь благодаря вам наша работа пойдет быстрее.

Он задал мне несколько вопросов о моей деятельности в Китае и, узнав, что я одно время работал в отделе специальной службы при штабе генерала Мацуи и участвовал в создании среднекитайского правительства Лян Хун-чжи, одобрительно закивал головой.

Хаш-хаш подал мне знак - церемония представления окончилась. На обратном пути он сказал, что мне придется работать в чрезвычайно спешном порядке. Вместе с Робертом Ханом надо будет разработать план разведывательных мероприятий, связанных с планом "Эй Би Си". С доктором работать будет интересно. Он во время войны состоял в чунцинском филиале американо-гоминдановской организации САКО и успешно проводил засылку агентов в красные районы.

Я стал встречаться с Робертом Ханом в гостинице "Фукудая" перед станцией Йоцуя. В качестве переводчика ко мне был приставлен бывший студент Мейдзийского университета Пак Ча Ден. Это был вертлявый и болтливый субъект. Он сразу же стал хвастать своим знакомством со многими японскими офицерами, но называл преимущественно офицеров жандармерии.

Меня представили еще двум важным персонам - министру обороны Южной Кореи Син Сен Мо и заместителю начальника генштаба генерал-майору Чен Ир Гвону. Ни тот, ни другой не произвели на меня впечатления солидных людей. Скуластый, с оттопыренными ушами и презрительно прищуренными глазами, военный министр был похож на осакского ростовщика. А генерал Чен Ир Гвон маленький, в очках, с безусым мальчишеским лицом - напоминал свежеиспеченного подпоручика. На вид ему было не больше тридцати.

Син Сен Мо с гордостью сообщил мне, что во время второй мировой войны служил капитаном английского грузового парохода. За перевозки консервов и маргарина он получил английскую военную медаль. И с тех пор, по-видимому, стал считать себя великим знатоком военного дела.

А генерал Чен Ир Гвон заявил, что во время войны состоял офицером маньчжоугоской армии и проводил карательные экспедиции против корейских партизан, сражавшихся вместе с китайскими красными в Манчжурии. За эти операции он получил орден от императора Генри Пу И.

Оба тайханских лидера просили меня выполнить порученную мне работу как можно скорее - в интересах общего дела.

По приказу Чен Ир Гвона нам с Робертом Ханом стал помогать Лим Хо, он же Генри Лим - офицер разведывательного отдела Южнокорейского генштаба. До капитуляции Японии он был чиновником полицейского департамента нашего генерал-губернаторства в Корее.

В нашу группу включили еще двух японцев - полковников Хидака и Судзуки Кейси. Когда Хаш-хаш спросил меня, кого я еще могу рекомендовать для работы, я чуть было не назвал своих доблестных покойных друзей. Вот за кого я мог поручиться как за себя! Как бы они сейчас пригодились - Дзинтан с его опытом работы в Северном Китае, где он состоял в отделе специальной службы штаба Тераути и проводил особые акции политического значения, и Муссолини, работавший в штабе жандармерии в Корее.

Теперь я не стыдился смотреть на их фотографии на этажерке. Они умерли, решив, что слава и величие империи рухнули навсегда, но ошиблись и взирали теперь на меня не с презрением, как до сих пор, а с явной завистью. Я оказался дальновиднее.

Яшма разбилась, но осколки уцелели. И этим осколком было суждено снова соединиться - по предначертанию свыше.

2

Яшму склеивали по предначертанию свыше - с шестого этажа главной конторы в Хибия. На этом этаже помещался кабинет Мака - так сокращенно именовали главнокомандующего его подчиненные.

Ии и другие еще не вернулись из Ямагата. Но во всех конторах уже говорили об этой поездке. Состояние Исихара внушало опасения, - судя по всему, у него был рак. Но не это служило главной темой разговоров. У постели больного состоялось совещание, на котором ближайшие сподвижники и последователи генерала Исихара докладывали ему о положении дел. В частности, Кавабэ информировал старика о проекте, составленном по приказу штаба американского главнокомандующего. Именно этот проект и был в центре всеобщего внимания.