– Не могу поверить, что эволюция два миллиона лет вытачивала из обезьяны человека, а в итоге получились вы! – громко причитал из прихожей Вова, нанизав вьетнамки на босы ноги, – Два мудака! Себе баб найдите!

– Скоро подскочат Настя Турбощель и рыжая Даша, – нагло врал по поводу Насти Костик, а Даша действительно была в пути. – Мы будем с ними подшофе делать моветоновый коитус!

– Скорее, друг с другом! – Вова вышел, хлопнув дверью.

Спустя секунды Евген, мигнув глазом, предложил:

– Пососёмся, пока его нет?

– Конечно! – воскликнул радостный Костик.

Вова спускался в гудящей тесноте кабины, где неизвестный вредитель основательно накурил, не в силах дождаться выхода на улицу. Подростковая рука написала на железной стенке: «Не разрывай паруса мечты на простыни». Может быть, этот же грешный романтик и наполнил корпус жестяной коробки сизым, горчащим дымом, имеющим схожее послевкусие с произнесённой про себя фразой.

Вовин палец лёг на круглую кнопку открытия подъездной двери. Алёна, облачённая в платье чуть выше колен и приталенную курточку поверх, стояла чуть поодаль, стояла спиной, изящно вычерченная светом фонаря на полотне ночи, – совершенство линий, подведённых тонкими каймами теней, противопоставлялось полупрозрачным переливам длинных, чуть вьющихся прядей волос, мягко подсвеченных дуновениями света тёплой лампы уличного освещения. Её естественность в любой обстановке сбивала с толку, обескураживала, пленила. Она всегда выглядела неотъемлемой, видной и звучной даже в безмолвной темноте, в то же время оставаясь простой и понятно-притягательной, и эта магия простоты очаровывала, подчёркивая её природную выразительность.

Неприятная мужская компания, порождённая ночью и алкоголем, надвигалась к Алёне с сопутствующими речёвками в авангарде наступления. Слова, полные пошловатого восхищения, кишащие обрезанными матами и словами-паразитами, ступали далеко впереди пьяных глоток, их породивших: проголодавшаяся, но тактичная в своём неспешном разгорании тестостероновая похоть с тактом засучила рукава.

Вова мгновенно вырос из-за спины Алёны, проведя границу горящим злым взглядом. Кодла резко взяла на борт, из компанейской тьмы свою перегарную суть не отрыгнув, а лишь сверкнув блуждающими впотьмах сигаретными огоньками-кометами. Вова обернулся, и вмиг взял Алёну за нежнейшую ручку, чтобы поцеловать её ладонь.

– Привет! Можно тебя поздравить с новосельем? – радостно воскликнула тронутая тончайшим приветствием Алёна, тут же заключив Вову в кроткие, но искренние объятия.

– Привет-привет, – неожиданно тепло для себя произнёс Вова, обняв Алёну и отогнав малодушную, приставуче-надоевшую мысль, что бродяга обнимает королеву.

Вова распахнул дверь в ярко освещённый, выбеленный подъезд, учтиво пропустив даму вперёд.

– Честно говоря, никак не ожидала, что ты можешь вот так просто меня позвать, – удивлялась Алёна, высоко цокая шпильками по короткому лестничному маршу, ведущему к двум кабинам вечно где-то пропадающих лифтов.

– Да что говорить, сам от себя не ожидал, – Вова сделал очень натуральный вид, что совершил некий могучий, не характерный для себя, сложно-утончённо-глубокого, поступок.

Одна круглая кнопка вызова на два лифта – пассажирский и грузовой, но какой (если) приедет, решает его величество случай. Двери грузового лифта хрипловато поползли в разные стороны со скоростью раздвижения ворот в средневековом замке. Плавное движение просторной кабины вверх с коротким рывком в самом начале – пролог новоселья в глазах Алёны.

– Как у тебя дела? – спросила она, уже размышляя, как ответить на встречный вопрос, вкрадчиво вглядываясь в своё всегда прекрасное отражение в зеркале, богато облепленном назойливой рекламой.

– По-императорски. Цвету и пахну. Ты как? – Вова, зная, что Алёна хочет говорить, а не слушать, наблюдал, как арабские цифры сменяют друг друга на световом табло, не к месту представив сцену необузданной плотской любви, если какая-то нелёгкая погасит в лифте свет, где воцарившаяся темнота была бы отличным и логичным оправданием.

– Как… Да как сказать… Лучше, чем было в момент нашей последней встречи. И ты так и не сводил меня в кино, – с улыбчивой досадой вздохнула Алёна.

– И никогда не узнает никто, что мы ходили в кино… – нараспев произнёс Вова. – Свожу. Жизнь длинна. Длиннее, чем поездка в лифте. И чуть сложнее пачки сигарет.

Двери открылись симметрией разъехавшихся в разные стороны створок. Вова галантно пропустил даму вперёд:

– Направо.

А справа, у распахнутой двери, в драном на большом пальце носке, с широкой вожделенной улыбкой вместо лица томился Костик.

– Пупсичек, здравствуй! – хваткие, довольные руки его потянулись сомкнуть объятия на спине Алёны.

– Привет и тебе, Константин! – сказала Алёна искренне, осторожно-ёмко ответив на любвеобильные объятия Жо.

Ребята вошли, разулись, избавились от верхних одежд и проследовали на кухню, где Евген уже приготовил Алёне виски-кола-лёд почти один к одному, всё же чуть перелив алкоголь в виде исключения для дорогой гостьи.

– Бонжур, – радушно басил Евген, приветственно протянув огромную пятерню. – Твой напиток богов готов. Так что вперёд, к снаряду.