Шрифт:
— И то верно. Ты поосторожней там с моим клиентом, без членовредительства! А то я вас, костоломов, знаю…
Настоящее жеребячье ржание было мне ответом.
— Не волнуйся, не повредим! Через пару дней получишь свое имущество в полной сохранности, сам прослежу. А до тех пор… — ржание перешло в мурлыканье, — согласен сам компенсировать твои потери, дорогая. Не надумала угостить Гарика кофейком?
— Знаю я твой «кофеек»! Пусти козла в огород…
— Ну, не прибедняйся, Таня-джан: в твоем огороде на всех хватит! А за «козла» ответишь.
И прежде чем я успела возмутиться, Гарик звучно послал в трубку прощальный поцелуй.
— Чао, дорогая. Пусть тебе приснится наша любовь!
Страстный стон Кобеляна растворился в коротких гудках. Я швырнула телефон на кровать и расхохоталась. Неисправимый мерзавец! Но как было бы без него скучно жить…
Ну вот. Теперь и судьба удовлетворена, и любимому делу достанется вся моя увлеченность без остатка: просто не с кем ее делить. Нету личного, нет — чтобы оно, не дай бог, не смешалось с профессиональным… Все довольны!
Глава 8
— …Ну хорошо: люблю, если вам это важно. Да, я люблю Эндрю!
Вероника Дубровина яростно стиснула сигарету тонкими губами, покрытыми бледно-розовой помадой, и прикурила от собственной зажигалки, проигнорировав протянутую мною. Я пожала плечами и молча последовала ее примеру. Затянувшись, она картинно отставила руку с сигаретой, зажатой между двух пальцев с длинными ногтями, тоже бледно-розовыми, выпустила облачко голубого дыма — и взглянула на меня с вызовом:
— Кому от этого плохо?
— Никому. Всем хорошо! — Я миролюбивым жестом подняла обе ладони. — Но почему тогда ты не хочешь ему помочь?
— Десятый раз повторяю: я не понимаю, о чем вы говорите. Он вас нанял разобраться в смерти бабушки, вы выполняете свою работу — это ясно. Только не думайте, что вы одна переживаете за Эндрю! Не надо, ладно? У него, слава богу, и до вас были друзья… О нем есть кому позаботиться! Не из-за денег, а просто так, по-человечески.
Девушка сделала паузу, видимо, ожидая реакции на свой выпад. Но реакции не последовало.
— Это не ответ, Вероника.
— Почему же? Очень даже ответ! Я вам уже все рассказала и не понимаю, что вам еще от меня надо. Да, мы с Эндрю придумали эту сказку про нашу свадьбу… Вернее, он меня попросил, а я согласилась. Да, я сходила с ним к его бабушке, и мы мило пообщались. Да, мне ее страшно жалко, но, как говорится, в жизни и смерти один господь волен. И я потрясена тем, что случилось с Эндрю. Мы все потрясены, вся фирма. Никто не верит в эту глупость, что он в чем-то замешан. Но что мы можем для него сделать, кроме моральной поддержки? Чем я могу ему помочь?
— Ты можешь рассказать мне правду. Всю правду, — я слегка нажала на слово «всю».
Она закатила глаза к потолку кафе, обшитому коричневым пластиком «под дерево», шумно затянулась и выдохнула сигаретный дым. Все ее существо выражало крайнюю степень усталости и раздражения.
— Я не была у Варвары Петровны в прошлую субботу, — механическим голосом, тускло глядя мне в глаза, отчеканила девушка. — Это могут подтвердить мои родители. У меня нет шубы из степного волка, которого вы называете собакой. Моя единственная шуба — та, которая сейчас на мне. И я не убивала Варвару Петровну. Если вы меня подозреваете, то, может быть, скажете, какой у меня был мотив для убийства?
— Вот это я и хотела бы знать! — совершенно искренне призналась я.
— Ничем не могу помочь. Если у вас больше нет вопросов, то я пойду: у меня кончается обеденный перерыв.
— Сейчас пойдешь. Значит, у тебя нет никаких предположений насчет того, кто могла быть та женщина?
— Женщина? Вы говорили — девушка…
Какой-то новый штрих мелькнул в ее голосе, дрогнувшем взгляде, в самом вопросе. А, казалось бы, какая разница — девушка, женщина?..
— Ну, девушка — не все ли равно? Так тебе это ни о ком не напоминает, Вероника?
— Понятия не имею — я уже говорила. Такие шубы носит полгорода.
— Это верно, это верно… Ну что ж, не смею больше задерживать. Но ты все-таки подумай о том, что я тебе сказала.
— О чем?
Она уже стояла.
— О том, что надо помочь Андрею. Не красивыми словами, а делом.
— Прощайте.
— До свиданья, Вероника.
Девушка, не оглядываясь, застучала широкими каблуками ботинок по мраморному полу. Ее короткая норковая шубка-разлетайка мелькнула в дверях, потом — за огромным, во всю стену, окном… Не бойся, милая: я за тобой гнаться не буду. Сейчас, по крайней мере… А вот от себя не убежишь!