Гермес какое-то время смотрел на неё, не понимая, смеётся она над ним или нет, но потом склонился в шутливом поклоне и поцеловал ей руку.

— Я отблагодарю тебя, прекрасная Геката, ибо твой ответ был во много раз ценнее моего. Скажи, мы ещё свидимся? — он поймал взгляд её глаз, и она снова подарила ему улыбку.

— Жизнь богов бесконечна. Разумеется, нити судеб ещё сведут нас однажды, Вестник.

— Я буду с нетерпением этого ждать.

Гермес переминался с ноги на ногу у входа во дворец Зевса, куда утром вошла Геката. Он волновался. С того самого разговора на дороге Мёртвых он не находил себе места, всё ждал встречи, искал её, чтобы увидеть взгляд опаляюще-томных глаз. Сердце до сих пор неприятно саднило, обозначая, что случилось нечто необратимое и опасное по своей сути, но Гермес не унывал. В конце концов, он не боялся ни Афродиты, ни её маленького проказника с луком, хотя, может быть, и стоило.

«Определённо стоило», — подумал Гермес, когда закат окрасил ступени дворца, на которых, словно сотканная солнечными лучами, возникла Геката. Она быстро спустилась и направилась к Золотым Вратам, не обращая ни на кого внимания. Он едва не упустил её. — Геката... Геката!

Она услышала, но не остановилась — такая же строгая, надменная и желанная, какой Гермес запомнил её. Он в два шага сократил расстояние между ними и пошёл с ней в ногу.

— Геката, что там? — он махнул рукой в сторону дворца Зевса.

В этот момент сверкнула молния, и Олимп сотрясся от раскатов грома. Геката взглянула на него.

— Как видишь...

— А в деталях?

— А в деталях, — вздохнула она, — твои попытки передать Зевсу мои слова оказались безуспешными. Он потребовал от Аида вернуть Персефону, Аид отказался, ссылаясь на их сделку... настоящей причины не назвал. Деметра не одобрила правила этой игры, Аид покинул Олимп, а Зевс остался... — Геката улыбнулась уголком губ, — и принял бой.

— Деметра не прекратит зиму, не перестанет уничтожать земли?

Геката пожала плечами.

— Полагаю, перестанет. Ей некуда деваться, я сообщила, что Аид и Персефона разделили гранат, и что теперь никто не отнимет у царицы её царства... но и неволить никто не будет.

Гермес едва поспевал за ней. Ничего из сказанного его не удивляло, но и не радовало. Больше не было нужды спускаться в царство Теней и, возможно, больше уже не будет. Отношения между братьями стали портиться, Совет Триединства проводился всё реже, Аид почти не появлялся на общих собраниях Олимпийцев, хотя должен был. Не то чтобы Гермес любил посещать царство Теней, но сама мысль о том, что у него больше не будет причин увидеть Гекату, пугала.

— Постой! — в шаге от границы защитного барьера, за пределами Золотых Врат Гермес, наконец, нашёл причину задержать её.

Она остановилась. Он скользнул ей за спину, невесомо коснулся плеч и склонился к уху.

— Прекрасная многоликая богиня, яркое солнце царства Теней... — сказал он загадочным низким голосом, от которого у женщин пробегали мурашки по спине, а колени подгибались. Только, желая очаровать богиню, Гермес попал под её чары сам. Сердце сжалось от почти болезненной нежности, когда он ощутил аромат древесной коры и яблок, исходящий от её кожи.

Геката перехватила его руку и обернулась. Они оказались очень близко друг к другу, нос к носу, так что если бы его не одолело непривычное оцепенение, он мог бы сделать небольшое движение вперёд и поцеловать её.

— Льстец! — Геката коснулась его подбородка, приподнимая, и тут же убрала руку. — Что тебе нужно? Только быстро, я не в настроении выслушивать долгие речи.

— А... я... я должен тебе, — на ходу придумывал Гермес, — твоя информация была ценнее моей. Что я могу сделать для тебя, чтобы покрыть этот долг?

— Пустое, Вестник, — Геката сделала два шага назад и добавила, прежде чем раствориться в воздухе алым сиянием. — Мы ничего не должны друг другу.

***

Недвижимые воды Стикса дрогнули, когда на тропе, ведущей от Тёмных Врат, показалась Геката. Серым призраком, мерцающим во мраке царства Теней, она спустилась к берегу, прикрыла глаза и выдохнула. За спиной остался Олимп, грозный Зевс, потерявшая всякое чувство достоинства Деметра... и он. Геката всмотрелась в серые ступени причала, на которых отпечатались следы Харона, забравшего очередную партию теней. Возвращаться не хотелось.

Всё время, пока Персефона находилась здесь, Геката не оставляла попыток убедить Аида поступить правильно, а вместе с тем успокоить Деметру и заставить её мыслить здраво. Не получалось ни то, ни другое. Чем сильнее влюблялся Аид в Персефону, тем злее и непреклоннее становилась Деметра. Возможно, Гекате вообще не стоило в это лезть, но она точно знала, что всё равно не смогла бы стоять в стороне.

Её взгляд упал на собственное отражение в реке — чёрный пеплос, лёгкая вуаль вокруг плеч. Геката провела пальцами по переносице, будто стёрла невидимую грязь, и прикрыла глаза, когда на лбу проступил маленький серебряный месяц. Она чувствовала себя измотанной и преданной, хотя никто, по сути, не предавал её. Ни Аид, ни Деметра не обязаны были оправдывать её ожиданий, Геката сама возложила на них эту ответственность, и пострадала тоже сама. Светлая Деметра, покладистая и добрая, вдруг стала не похожа на себя, свела дружбу с Артемидой, которая всегда по-особенному выделялась среди богов, начала распускать слухи об Аиде, не имеющие ничего общего с действительностью. Сам Аид ушёл от неё недалеко: он разделил с Персефоной гранат, даже не потрудившись сообщить об этом, хотя сам говорил о доверии и понимании, о взаимоуважении и дружбе. Если бы Морфей не проговорился о гранате, Геката бы узнала это только от самой Персефоны или того хуже — уже на Олимпе, при встрече с Зевсом. Аид не мог не помнить, как тяжело Геката покидала Олимп, и уж тем более не мог не знать, какой серьёзный разговор её там ждёт, и всё же решил утаить самое важное. Утаить от неё — богини, которую он называл близким другом. Гекате пришлось признать, что она снова вошла в те же воды: доверилась ещё одному верховному богу и обманулась.