Шрифт:
– Тетя Ксеня хорошая, – теперь Тина оправдывалась. – Просто… очень романтичная и немного не от мира сего. Она библиотекарь… Уж мы ей объясняли-объясняли, что из этой переписки может выйти, в какие неприятности она может попасть, а она сердится и отмахивается.
– Я бы на ее месте тоже сердился, – заметил Федор.
–Вы… ты считаешь это нормальным? То, что пожилая женщина переписывается с каким-то преступником и аферистом?!
– Он хоть раз просил у нее денег?
– Пока нет, но…
– А ведь она переписывается с ним почти полгода. Если у Эдуарда есть нехорошие намерения, он бы их уже проявил.
– Ты лезешь не в свое дело!
О, как она его отбрила! Как настоящая стерва. Однако у нее получилось!
– Виноват, – согласился Федор. – Но вы зря считаете Ксению Петровну наивной. Она вовсе не наивная. Она любознательная, начитанная и ироничная, и все понимает. Она не даст вешать себе лапшу на уши и водить себя за нос. Алевтина, ты ведь читаешь любовные романы? Или только классику?
– Конечно, читаю! Все женщины читают. Даже если не признаются в этом.
– Но ведь ты не думаешь, что такие истории на сто процентов реальны? Что миллионер без ума влюбляется в официантку, или герцог женится на бродяжке, а злодей моментом исправляется и становится лапочкой?
– Нет, конечно!
– Вот и Ксения Петровна прекрасно понимает разницу между фантазией и реальностью. Только она как бы это сказать… участвует в таком сказочном романе. Понарошку. Читает красивые слова, сама пишет в ответ, наклеивает марки, подписывает конверты. Это увлекательный, старомодный ритуал. Она ждет письма, проверяет почтовый ящик, волнуется. Но головы не теряет. Понимает, что все это… может оказаться другим. И когда нужно остановиться.
– Ты знаком с ней от силы час! Откуда такие выводы?!
– Именно потому, что я посторонний человек. Переписка приносит ей радость. В тюрьме тоже разные люди сидят. По-моему, ей попался неплохой и необычный человек.
– Этот неплохой и необычный человек сидит по статье сто четырнадцать*!
– Вот именно. При такой статье могут быть разные казусы.
– Еще скажи, в тюрьмах все невиновные!
– Ну, не все, конечно. Но такое случается. Я сам дважды побывал за решеткой. Один раз в Африке, другой раз в Сальвадоре.
Тина даже ойкнула.
– За что ты туда попал? – спросила она дрогнувшим голосом.
– В Африке оказался не в том месте в неподходящее время. Во время военного конфликта. В Сальвадоре перешел дорожку одному важному человеку. Знаешь, какие там тюрьмы? Клетка, в которую набивают по двадцать человек.
– Как тебя вообще туда занесло?!
– Работал, – пожал плечами Федор.
– Чернорабочим?
– Ага. Захотелось мир посмотреть, а людей с руками везде не хватает.
– А... какая у тебя профессия?
– Сейчас я таксист. Но это временно, так, для…
– ...души, понятно, – кисло закончила Тина. – Все таксисты так говорят.
– Да нет, не только для души, – удивился Федор. – Для денег тоже. И для интересу.
– Какого «интересу»?
– Такси – лучшее место изучать мир и людей, – ответил Федор, загадочно улыбнувшись и подергав себя за бороду. – А это самое интересное дело на свете. Можно сказать, главное для меня. Вот поэтому я мотаюсь по миру и берусь за разную работу. Поняла, Аля?
Тина поморщилась.
– Пожалуйста, не называй меня Алей. Не люблю. Тина.
– Я догадался, – Федор прищурился. – А назвал тебя Алей, чтобы проверить догадку. Конечно, никакая ты не Аля. Ты Тина. Это имя звучит нежно и лирично и очень тебе подходит.
«Он что, заигрывает со мной?» поразилась Тина, а вслух сказала:
– Лирично? И у тебя не возникает ассоциации с болотом, заросшим тиной? Или чуланом полным паутины?
Федор помедлил. У него была неприятная привычка отвечать не сразу, и из-за этого Тине казалось, что он посмеивается над ее глупыми вопросами.
– Нет. У меня возникают ассоциации с глубокими, загадочными водами.
«Ух как заговорил, знаток душ человеческих!»
– Ты так уверен, что насквозь знаешь людей, – холодно усмехнулась Тина, вспомнив, что надо быть стервой.
– Не насквозь, но вижу много. Я наблюдательный. Вот, вижу, что у тебя к этому… Глебу... – он кивнул в сторону пледа и разместившейся на нем парочки. – ...особое отношение.
Тина вытаращила глаза и прижала руки к сердцу, чувствуя, как щеки пылают от жгучего стыда. Он догадался, что это за «особое отношение»! Ужас, какой этот Федор бесцеремонный!