Подобной точки зрения придерживается и Е. И. Чекмезова, применительно к организованной преступной деятельности отмечающая, что данное понятие означает определенную организационную деятельность, включающую в себя распределение ролей, координацию деятельности, налаживание устойчивых связей и т. д. Понятие «организация» раскрывается автором как процесс, связанный с сознательными усилиями, направленными на объект, и, значит, с наличием организатора и тех, кого он организует. В указанном смысле понятие «организация» хотя и совпадает с понятием «управление», но не исчерпывает его [8] . Соглашаясь в целом с мнением автора, отметим, что понятие «организация» (как деятельность) в рамках нашего исследования является более широким, нежели понятие «управление», поскольку включает в себя, помимо указанного выше «воспроизводства условий существования», еще и «создание», которыми не ограничивается.

Немаловажно при этом то, что, например, в п. 15 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» понятие руководства раскрывается через разработку совместных планов деятельности сообщества и подготовку к осуществлению преступлений. Наряду с этим также указывается, что руководство может выражаться и в таких действиях, как «распределение ролей между членами сообщества, организация материально-технического обеспечения, разработка способов совершения преступлений, принятие мер безопасности в отношении членов экстремистского сообщества и т. д.» [9] . Иными словами, Пленум Верховного Суда РФ в понятие руководства включает и упомянутое выше воспроизводство условий существования группы, однако это не отменяет факта пробельности действующего уголовного законодательства в этой части.

М. А. Саблина, отмечая несовершенство легального определения организатора преступления, акцентирует внимание на том, что законодатель не раскрывает употребляемое им понятие «организовавшее совершение преступления», а также отмечает используемую законодателем альтернативную формулировку «создание либо руководство», так как на практике возможно сочетание указанных действий [10] .

Интерес в связи с этим представляет точка зрения О. Ю. Якимова, отмечающего необходимость разделения организатора и руководителя преступления. Обосновывая свою позицию, автор исходит из того, что «организовать» означает «основать (учредить)», «объединить», «устроить», а «руководить» – «направлять чью-нибудь деятельность», «управлять, заведовать». Отсюда, по мнению ученого, следует достаточно очевидный вывод о том, что «руководство» совершается после «организации», т. е. действия организатора и руководителя разграничиваются по времени их совершения: сначала осуществляется «организация», а только затем – «руководство». Кроме того, исследователь подчеркивает различную степень общественной опасности действий указанных лиц. «Есть же разница: лицо только организует или только руководит совершением преступления, либо оно делает и то, и другое. Лицо, которое сначала организует (подготавливает) преступление, а затем еще и руководит его исполнением, выполняет гораздо больший объем преступных действий. Следовательно, такое лицо объективно имеет более высокую степень общественной опасности, что дает основание для дифференциации его ответственности» [11] .

На наш взгляд, предложение О. Ю. Якимова не обладает какой-либо существенной практической ценностью. Действующее уголовное законодательство в рассматриваемой части содержит альтернативную формулировку «создание либо руководство». Действительно, на практике сочетание указанных действий возможно, и эта возможность, на наш взгляд, в ст. 33 УК РФ не исключена. Более того, в какой-либо дифференциации ответственности организатора в данном случае смысла нет, поскольку в силу ч. 1 ст. 34 УК РФ ответственность соучастников преступления определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления, что само по себе предполагает индивидуализацию ответственности.

Выявленные недостатки легального определения организатора преступления позволяют учесть их при определении организационной деятельности.

Организованная группа и преступное сообщество (преступная организация), в силу ч. 3 и 4 ст. 35 УК РФ, определяются как устойчивая группа лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений, и структурированная организованная группа или объединение организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды, соответственно.

В то же время ч. 5 ст. 35 УК РФ закрепляет границы ответственности лица, создавшего организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившего ими. Уголовная ответственность такого лица наступает в случаях, предусмотренных ст. 2054, 208, 209, 210 и 2821 УК РФ, а также за все совершенные организацией преступления, если они охватывались его умыслом.

При этом, в силу ч. 5 и 6 ст. 35 УК РФ, законодатель устанавливает допустимость наказуемости проявлений организационной деятельности как преступлений, обладающих уникальной правовой конструкцией, т. е. в случаях, предусмотренных Особенной частью УК РФ, уголовную ответственность влечет за собой создание организованной группы как таковое.

Вышеприведенные уголовно-правовые нормы в своей совокупности позволяют не только понять содержание организационной деятельности и ее место в действующем уголовном законодательстве, но и сделать следующие выводы.

Во-первых, в отношении преступлений, предполагающих образование группы лиц, организационная деятельность, в силу ч. 3 ст. 33 УК РФ, проявляется в создании и руководстве такой группой. При этом стоит учитывать, что «формальное решение вопроса о квалификации действий лица в пределах норм о соучастии, без выделения специальной нормы в Особенной части УК РФ, не позволяет эти действия (равно как и организацию совершения преступления саму по себе – ч. 3 ст. 33 УК РФ) относить к проявлениям организационной преступной деятельности, поскольку для последних в затронутом нами контексте характерно наличие специальной нормы в Особенной части УК РФ» [12] . Принимая во внимание то, что хотя действия организатора конкретного преступления и обладают организационным характером, его деятельность как таковая не охватывается самостоятельной уголовно-правовой нормой, в связи с чем полностью находится в рамках института соучастия и не может быть отнесена к области организационной деятельности.

В связи с этим в рамках нашего исследования более корректным было бы трактовать деятельность, предусмотренную ч. 3 ст. 33 УК РФ, не как организационную, а как организаторскую, чтобы тем самым избежать возможного смешения понятий и одновременно разграничить институт соучастия и организационную деятельность, являющуюся самостоятельным преступлением.

Во-вторых, в рамках остальных преступлений, представляющих собой организацию действий иных лиц, в соответствии с уголовно-правовыми нормами Особенной части УК РФ, организационная деятельность заключается в действиях по ее инициированию, развитию и обеспечению ее функционирования неопределенный или сравнительно долгий период времени, т. е. в том самом воспроизводстве условий существования преступной деятельности.