Шрифт:
— Мне надо идти, — голос звучал, как-то неуверенно и совсем тихо.
Не знаю, что на меня нашло. Но почему-то появилось такое чувство… Словно я сбегаю.
— Я так и понял, — голос Стаса звучал ровно, но я чувствовала, что между нами что-то произошло. Словно стена какая-то появилась.
— Стас. Я бы с удовольствием посмотрела с тобой фильм. Но мне, правда, надо уйти. Честно. Мне очень жаль, что…
— Достаточно, — жестко сказал Волков.
От моего бессвязного лепета, он как-то весь напрягся. Скулы заострились. И сам парень стал выглядеть на несколько лет старше.
Стас подошел ко мне. Его пальцы крепко сжали мой подбородок, заставляя поднять голову.
Посмотрела в глаза парня, и чуть не отшатнулась.
В них бушевала ярость. Дикая. Не обузданная.
Волков опустил взгляд на мои губы. А у меня сердце забилось быстрее. Жар опалил щеки. Дыхание сбилось.
Лишь от одного его взгляда у меня внутри разразился настоящий ураган.
Но я покорно стояла, даже не пытаясь вырваться.
Не отрывая взгляда, он провел большим пальцем по моим губам. Грубо. Жестко.
Судорожно вздохнула.
Волков вздрогнул. Нахмурился и резко отвернулся, заставляя меня глотать воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
— Я тебя отвезу, — каждое сказанное слово приправлено ненавистью. Я поежилась от его грубого голоса.
— Не надо. Я сама.
— А я тебя не спрашивал, — взревел, отбрасывая на пол куртку, которую успел снять с вешалки.
Волков схватил меня за руки и жестко припечатал к двери. Переплел наши пальцы и поднял руки над моей головой.
— Я тебя не спрашивал, — прорычал мне в губы. — Поняла?
Молчу. Сердце сжимается от страха.
Что с ним происходит? Почему так реагирует? Он так не орал, даже когда я разбила его машину.
А тут…
— Стас, — голос дрожит, и я умолкаю, потому что… Страшно. Боюсь, сказать что-то не то, и… Вдруг он сорвется?
Глаза начинает щипать от непролитых слез.
Отвожу взгляд. Он и так достаточно сегодня моих слез повидал.
Волков молчит. Нависает надо мной, словно гигантский небоскреб. Дышит тяжело, воздух буквально со свистом вырывается из его груди.
Чувствую, как он делает глубокий вдох, тихо медленно выдыхает.
А потом отступает.
Мои руки свободны, и я обхватываю себя за плечи, чтобы унять непонятную дрожь.
Волков отворачивается, запускает пальцы в волосы.
Я не вижу его лица.
И не знаю, хочу ли знать, какие эмоции, чувства сейчас в его глазах.
Ненависть? Презрение?
Молчу. Просто стою, прижавшись к проклятой двери, обхватив себя за плечи, так и не решаясь выйти в подъезд.
Через минуту Волков оборачивается, поднимает куртку, и ровным голосом говорит:
— Поехали.
Его лицо спокойное. Ровное. Никаких эмоций. А глаза холодные, даже ледяные.
Открываю дверь, и жду пока Стас закроет замок.
В тишине мы спускаемся на парковку. И также, не проронив ни слова, добираемся до моего дома.
Когда Волков останавливает машину, я не решаюсь выйти. Хочу что-то сказать, чтобы не было этого напряжения между нами. Оно давит, и мне это не нравится.
— Стас, — начинаю неуверенно, но договорить не получается.
— Завтра можешь отдыхать, — говорит ровно, холодно, глядя в лобовое стекло. — В понедельник перед парой жду на парковке свой утренний кофе.
Замираю. Смотрю на Волкова, и почему-то не верю, что он сказал именно это.
Отвожу взгляд, и часто моргаю.
Это не слезы. Нет.
Просто соринка в глаз попала.
А то, что на душе противно… Мерзко.
Это не имеет никакого значения.
— Хорошо, — говорю едва слышно.
Выхожу из машины, и больше не оборачиваясь, захожу в подъезд.
На душе гадко. Противно. А еще обидно.
Дома мама ворчит, за мое возвращение. Недовольно поджимает губы, и качает головой.
— Алис, ну так нельзя. Надо уметь отдыхать.
— Сама часто отдыхаешь? — смотрю на нее, а самой заплакать хочется.
Не знаю, как другие, но такое впечатление, что моя мама вообще никогда не отдыхает. Только говорит так. А сама в те дни, когда я Надюшу вожу на прогулку — занимается уборкой или готовит.
Мама качает головой, но больше эту тему не поднимает.
Остаток дня проходит в напряжении.
Наде не становится легче. Ее мучают головные боли. Лекарства не помогают, и я сердцем чувствую, что у нас больше нет времени.