Сейчас почему-то на скамейку выходит мало селян, а раньше вечерами была занята почти каждая вторая скамья, это было некое ежедневное деревенское развлечение. Дождался вечером стадо с выпаса, подоил корову, покормил скот, сделал домашние дела и – на скамейку. И никакой телевизор с новостями не нужен, все там! Даже если вышла только с мамой или бабушкой – рядом обязательно присядет хотя бы одна соседка, и, считай, вечер удался!

Во дворе, слева от ворот, был сад: в углу у забора рос огромный тополь, а рядом – яблони. Ветви одной из яблонь свисали прямо на улицу и ее плодами часто угощались проезжающие по улице на велосипедах подростки. Тополь недавно срубили – якобы его ветви мешают проходящим линиям электропередач, и это место осталось невыразимо голым, как будто не стало чего-то родного и очень важного. Он красиво шумел листвой, заодно деликатно заслоняя соседский дом, и теперь неудобно: окна в дом соседей как на ладони и рядом странная тишина.

В саду стоял небольшой домик с разной утварью, а внутри него был погреб, где хранили картошку. (По просьбе бабушки я пару раз спускалась туда за овощами, и это почему-то было очень страшно). С другой стороны домика, подальше от ворот – две большие рябины по углам вперемешку с кустами малины и ульи.

Входная дверь в дом с маленьким крылечком вела в небольшие сени, где на стенах висели фуфайки и старые пальто и куртки, которые можно было быстро набросить, когда нужно выйти по хозяйственным делам. Под ними – место для обуви. Пол именно в этом месте был с облупившейся краской – видимо, из-за того, что там все время ходили. Я часто мыла его: в дождливую погоду приходилось даже отскабливать грязь, потому что она слегка въедалась в трещины в полу. Также помню, что не раз красила этот пол – сначала он был светло-желтым, потом – коричневым.

Чуть дальше – окно, над которым висели шапки или шляпы пчеловода. А напротив входа был небольшой закуток, где хранили разную хозяйственную мелочь. Летом в сенях всегда пахло медом и прополисом.

Дальше шел большой коридор, без окон, потому всегда темный. Там справа от входа стоял большой сундук, о нем я расскажу чуть позже.

Слева, в чулане бабушка хранила продукты вроде мешков с мукой, сахаром, ведро, в котором ставит закваску для хлеба, доску, где раскатывалось тесто для пирогов и домашней лапши, флягу с медом и прочую домашнюю утварь. Иногда я убиралась в оранжево-черном деревянном шкафу, который там стоял, и видела много интересных вещей: старые железные подстаканники, полупустые сахарницы, в которых мог найтись не только сахар, стопку разномастной посуды, пачки чая и каких-то сушеных трав…

Иногда бабушка грозилась за плохое поведение запереть в чулане, но так никто из внуков наказан не был. У деда был свой метод воздействия: длинный свежий зеленый прут (возможно, ивовый), который он пару раз деловито и со значением вносил и ставил в угол дома, рядом со столом. Мы немного побаивались прута, но он так и стоял неиспользованным, пока его не выбрасывали.

Напротив чулана была комната, которую почему-то называли верандой. Это было именно летнее помещение, в другие времена года там было холодно, и она становилась просто дополнительной комнатой для хранения вещей. В веранде стояли диван, кровать с множеством перин, старый полированный шифоньер и круглый стол с цветистой клеенкой, на котором часто стояли рамы с сотами или таз с медом, накрытый газетой, или только что сваренное варенье. До сих пор вижу, как наяву: сквозь нагретые солнцем занавески в цветочек проходит лучистый свет, в комнате жарко и пахнет медом. Иногда в окне бьется случайно забредшая пчела. Иногда за этим столом летом пили чай.

На веранде было прохладнее, чем в доме, поэтому в жаркие ночи мы любили там спать. Часто нас, детей, укладывали там одних, и это был дополнительный повод для веселья. Иногда мы ночью выбегали в сад срывать зеленые яблоки, которые бабушка не разрешала есть, потому как они неспелые и могли спровоцировать несварение (другими словами – понос), но мы все равно набирали их, прятали под подушку и жевали, морщась от кислоты и вязкости.

Однажды мы решили пойти в сад к соседу через дом, долго переговаривались и составляли план, но, когда уже выходили из дому, во двор по своим делам внезапно вышла бабушка и сорвала все дело. На ее вопрос: "Куда это вы?" мы пытались придумать отговорку, что, мол, по нужде, но она строго сказала: "Мальчики с девочками в туалет вместе не ходят!" и подождала, когда мы по очереди сделаем свои дела и зайдем спать обратно. В итоге поход так и не состоялся. И хорошо: тем соседом был очень умный дядька, который, как рассказывали, выращивал не только обычные для нашей местности фрукты, но и южные сливы и был, по сельским меркам, немного "чокнутый". Его странность выражалась в том, что он… читал на лавочке книги! В деревне, где ценят тех, кто хорошо и много трудится, это воспринималось как сомнительное занятие, что-то вроде безделья. А мы, детвора, посмеивались над ним по другому поводу: он косил траву в своем огороде в трусах и носовом платочке, у которого на всех четырех углах были завязано по узлу – в итоге получалась своеобразная "кепка". В селе, где не принято ходить раздетым даже в страшную жару, это выглядело очень забавно.

Жилая часть нашего дома состояла из двух комнат – типично почти для всех деревенских домов того времени. Из сеней и коридора с чуланом и верандой входящий попадал в малую комнату, которую можно было бы назвать, наверное, столовой, хотя это не совсем верно, потому что она совмещала в себе несколько функций. Там стоял рукомойник с помойным ведром внизу. Рядом, за печкой, находилась, прикрытая цветистыми шторами, кухня как таковая, или маленький уголок хозяйки, где стояла газовая плитка, столик с небольшим шкафчиком, большой жестяной бак с ключевой водой. А дальше, с другой стороны печки, у окна, стояли стол со стульями, холодильник и кровать.

Печь в татарском доме обычно украшают сверху и сбоку красивыми цветными шторками (и чтобы прикрыть не очень приглядный верх, и просто для красоты), иногда это полотно, вышитое или связанное в кружево самой хозяйкой. У нас было по печи в каждой из двух комнат (у кого-то могла быть одна на весь дом). В их побелке я тоже участвовала, а иногда мы с кузиной любили грызть уголки печи, почему-то этот "мел" был очень вкусный. Я даже умею разжигать печь: сперва жгут тонкие лучины или старые газеты, а дрова для топки подбрасывают уже потом, когда пламя как следует разгорится. Как-то я пробовала колоть и дрова, чисто из интереса, потому что обычно этой работой занимаются мужчины: размахивать топором тяжело, держать его тоже нужно уметь, и для того, чтобы сходу расколоть полено на несколько кусков, да еще так, чтобы топор не застрял в нем, нужна определенная сноровка. И с непривычки на ладонях сразу выскакивают мозоли. Я также помогала бабушке носить дрова из поленницы в дальнем углу двора: обычно перед розжигом печи целую охапку, придерживая, как грудного ребенка, заносили в дом и клали у печи. Знаю также, что во время растопки печи нужно вовремя выдвинуть специальную заслонку, чтобы дым ушел через трубу на улицу, а не в дом. Вроде простое дело, а имеет свои особенности.