Мое мнение — не надо было изменять. Вслух этого не говорю, уже слишком поздно. Просто смотрю в окно и молчу, мы едем.

Когда же кончится эта бесконечная дорога, я боюсь, но я хочу увидеть Полину в смирительной рубашке. Это малое из того, что она заслуживает. Пугать моего ребенка детским домом, пытаться выкрасть моего малыша, своего сына чуть не пустить под колеса — больная дрянь.

Приехали. Это то здание. Денис заглушил двигатель.

— Пойдем? — спросил негромко. — Хочешь, могу здесь остаться. Дождусь тебя.

Не хочу. Он пока еще мой муж, а мне сейчас так нужна поддержка.

— Испугался? — сощурилась и распахнула дверь. — Пошли.

— Я испугался? — его голос наигранно бодрый, и я не хочу, но чувствую эту теплоту. — Идем. Как раньше.

Как когда мы еще студентами были. Испугался — я всегда его спрашивала, подбивая на всякие авантюры, на ночь остаться в библиотеке, на пляж пойти ночью, с родителями моими познакомиться. Нас столько связывает, боже. И как теперь развязать эти узлы, если очень надо?

Вместе поднялись в клинику. Вместе поговорили с врачом.

— Полина Ризова не в себе, — сказал он. — Гостям вряд ли обрадуется. Можете понаблюдать, со стороны. Недолго. Пройдемте.

Я невольно сжала ладонь Дениса. Чувство такое, что я виновата, что она не должна быть здесь, моя лучшая подруга. А вокруг такие пациенты, что дрожь пробирает. По пути нам попалась женщина с колготками на голове, еще одна, что разговаривает сама с собой, третья — у которой отбирали шоколадку другие пациентки.

Врач даже внимания на это не обратил.

— Сюда. Стоять, — приказал он нам.

И мы остановились.

Это столовая. На стене подвешен большой телевизор. Сидят женщины. Смотрят его. Я Полину не сразу заметила, не узнала — такая она стала другая. В больничном халате со стрекозами, растрепанная, она качается на стуле, смотрит в телевизор и смеется.

Там показывают новости. У меня на секунду от этой картинки сердце сжалось за бывшую подругу.

— Она на сильных препаратах, — пояснил врач. — У нас здесь разный контингент обитает. Некоторых по решению суда могут выпустить. Но суд длится полгода. За это время с катушек слетают. Ваша Ризова — ей и суда не надо. Девушка невменяемая. Она не понимает, где находится. Про семью не помнит. Такие у нас годами лечатся. И не факт, что когда выйдут — снова не загремят к нам.

— Ясно, — сглотнула. В упор уставилась на нее. Кажется, если бы она на меня посмотрела в ответ — не узнала бы. А я и не хочу ее взгляда, такого, безумного.

— Ризова! — вдруг позвал врач.

И она повернулась.

— Дэн, — я не выдержала, не смогла глазами встретиться, лицом уткнулась в куртку мужа.

— Пойдем, — он потянул меня по коридору. — Соня, все хорошо, ну чего ты. Она больна, а здесь ей помогут. Любимая, все. Не надо.

Дышу часто, стараюсь такт выровнять. Получается плохо, мне плакать хочется, но я держусь, ногами переступаю по коридору до выхода, быстрее бы, скорее бы.

Он меня обнимает. На ухо шепчет, что я точно ни в чем не виновата, это все он, и он за это будет расплачиваться, если не сейчас, то когда-то, не в этой жизни, так в другой.

Вышли на воздух, и я сразу его оттолкнула, пальцами промокнула глаза, полные слез.

Ну что же он с нами сотворил, ну зачем!

— Поедем сейчас к Макару, — Денис снова обнял меня, повел вниз по крыльцу. — Ты сразу отвлечешься.

— Да.

— Поиграем в прятки.

— Где у нас не будет папы.

Он остановился, на секунду руки от меня отнял. И я напомнила:

— Денис, в понедельник предварительное слушание по разводу. Нам обоим надо быть. С документами. Всеми. Что друг к другу нет никаких претензий и Макар останется со мной. Ты ведь не передумал? Но ты еще не подписал. Макар остается со мной?

Глава 60

ДЕНИС

— Да. Да, пап, я приеду. Да, у Сони. Да. Потому что я так хочу. Папа! Не нужно так говорить. Нет, никто меня не настраивает против тебя… нет! У Сони есть иные заботы, она вообще про тебя не говорит. Всё, пап, я заеду завтра. Хорошо, пока.