Если бы свадебный пир устраивался в одном из обеденных залов парижского дворца, сразу бы бросилось в глаза малое количество прислуги, бедная сервировка, немногочисленное окружение короля. Весь двор не заполнил бы и одного зала. Однако здесь, в Туре, в этом небольшом шато всё проходило гораздо менее формально, поскольку обстановка более соответствовала событию. Маргарита покраснела, когда король потрепал её по подбородку. Она заставила себя мило улыбнуться, когда он, потянувшись к большому блюду, отрезал своим охотничьим ножом огромный кусок дымящейся говядины и бросил его на тарелку принца, громким голосом призывая его как следует подкрепиться перед грядущей «битвой любви» во имя Франции.

Случилось так, что после вчерашнего лёгкого недомогания принц был невероятно голоден. Обычно он ел настолько мало, что королева была даже несколько обеспокоена состоянием его Желудка. Принц приписывал свой отменный аппетит, прекрасное самочувствие и необычайную и необъяснимую бодрость после бессонной ночи вмешательству в его судьбу святого Лазаря, откликнувшегося на его молитвы. Он буквально пожирал всё, что стояло перед ним, и не отставал от отца в поглощении вина.

Все за столом делали то же самое, беря пример с короля и его наследника, и Маргарита вспомнила слова своего отца: «Французы, моя дорогая, всегда торопятся». Она решила, что сможет привыкнуть к такому поведению за столом. В конце концов эти люди были не намного грубее тех, что остались в Эдинбурге, они также с презрением относились к этим новомодным итальянским вилкам. Однако она обратила внимание, что королева вилкой пользуется. И французская кухня, безусловно, была лучше шотландской. Вот только жаль, что красавчик слуга, стоявший за спиной у принца, сам не был принцем, и наоборот.

Она мысленно поменяла их местами. Слуга сразу стал меньше ростом, его каштановые волосы приобрели тусклый сероватый оттенок, ливрея стала висеть, как на вешалке, а глаза, всячески избегающие её взгляда, устремились на неё и смотрели не отрываясь. До этого момента она не замечала неестественно большой головы принца, но сейчас, когда она устроила это воображаемое превращение и их головы оказались на одной линии, то она увидела, что голова принца чуть ли не вдвое больше.

Принц пристально посмотрел на неё.

— Что-то не так, дорогая?

Маргарита не осмелилась ответить, но шёпотом спросила у королевы:

— А слуги всегда стоят так близко?

Маргарита тогда впервые поняла, что у её мужа невероятно острый слух. Он сказал:

— Эта традиция осталась с прежних времён, когда слуги прикрывали принцев со спины.

— М-м-м? — спросил король с полным ртом.

— Слуги, сир. Я объяснил, что они стоят так близко, потому что со спины на принца всегда могли напасть.

— И сейчас могут, — сказал король. — Вот подожди, станешь королём, сам увидишь.

— Да нет, сейчас они уже не охраняют, они просто отодвигают или придвигают стулья, подают миски с водой, чтобы можно было ополоснуть пальцы, — возразил Людовик.

Миски эти были настоящими тазами, куда опускали всю руку, поскольку из-за того, что почти никто не пользовался вилками, руки становились жирными.

— Если слуги вас раздражают, то мы изменим эту традицию.

— Нет, это меня не раздражает, мой супруг и повелитель. — Она сказала это очень серьёзно, что всем чрезвычайно понравилось. Она чувствовала себя виноватой за невольное предательство: она мысленно поменяла образ слуги и образ принца. Её супруг всё продолжал смотреть на неё.

— Вы недовольны мной, мой господин?

— Чепуха, — снова фыркнул король. — Людовик всегда так смотрит, если слишком много ест. Всегда. У него не мой желудок.

Принц опустил глаза: это правда, у него не такой железный желудок, как у отца. Но он совсем забыл о той тревоге, которую испытывал, когда накануне вечером почувствовал озноб. Он был абсолютно уверен, что припадка сегодня с ним не случится.

Вскоре после заката пушкарь увидел, как принц и его невеста прогуливаются под руку по крепостному валу. Маргарита уже переоделась, вместо торжественного свадебного наряда и золотой короны на ней было бледно-лиловое платье, и лучи заходящего солнца заставляли искриться её чёрные волосы. Пушкарю ещё никогда не приходилось видеть такое необычное сочетание света и темноты, если не считать проверки пороха, когда яркие вспышки сочетались с чёрным дымом.

На дофине был надет плащ, но не та мантия, в которой он венчался. На его плече висела лютня, украшенная разноцветными лентами — розовыми и голубыми, золотыми и зелёными, они были завязаны двойными бантиками, как у менестреля.

При таком освещении, рядом с такой девушкой дофин выглядел как король, а его невеста — как королева; казалось, они влюблены друг в друга. Пушкарь застенчиво улыбнулся, от всей души желая им счастья, и поджёг медленно горящий фитиль. Пора было дать салют, чтобы по всему городу начали зажигаться праздничные костры.

Однако похоже было, что молодые люди не спешили уединиться. Они продолжали идти прямо в его сторону, смеясь и болтая, пока буквально не налетели на пушку с пушкарём, так что просто не могли не обратить внимание на его присутствие.

— Пронеси Господи! — воскликнул Людовик. — Кто вы?

— Меня зовут Анри, ваше высочество.

— Анри, а дальше как?

— Я... меня иногда зовут Анри Леклерк.

— Так, Анри Леклерк, так что ты тут делаешь со своей машиной у самых моих покоев?