Минус один.

Стая замолотила активней. Тело крутанулось в невероятном пируэте, и я подсек ноги противнику, скосив того на асфальт. Перекатился в сторону, вскочил на ноги. Передо мной оказался толстый, его правый глаз бал закрыт гематомой, а под ним растекался приличный синяк. Что ж, неплохо я приложился. Враг махнул передо мной розочкой и оскалился.

– Ну давай, иди сюда!

Эя сделала отвыкающий маневр рукой, словно я собирался ударить с правой, а потом я подпрыгнул, прокрутился вокруг оси и ударом ноги отправил толстого в дверь подъезда, встреча с ней ознаменовалось металлическим звоном.

Приземлившись, накинулся на спину недавно скошенного мною врага, обхватил его руками и в невероятном кульбите назад через себя, обрушил того лицом на асфальт. Враг распластался, я закрепил успех ударом локтем между лопаток. Раздался хруст и противник издал вопль.

Минус два.

Бросил взгляд на толстого. Тот уже поднялся на ноги и сжимал рукой ладонь, на асфальт капала кровь и я понял, что он при встрече с дверью сам себя порезал «розочкой». Поймав на себе мой взгляд, он примирительно поднял руки:

– Все брат, сдаюсь!

Минус три.

Решив его не добивать, поспешил на помощь Алине. Осмотрелся. В обозримом пространстве ее нигде не было. Из-за гаражей раздался крик. Док! Ветром метнулся туда, один миг и я там. Негодяй прижал своим телом Алину к траве, девушка пыталась освободиться – извивалась. Второй гад стоял рядом, спиной ко мне. Пара секунд и я отправил его лицом в гаражную дверь и тот упал навзничь. Стащил второго с Алины и обрушил на него серию ударов: лево, право, левой! Это было достаточно, чтобы враг упал на землю.

Эя вернула мое тело мне. Теперь у меня был один закономерный вопрос: кто из нас штурмовик, я или она? В голове появилась догадка, что я всего лишь сосуд для искусственной личности… ладно, об этом не сейчас.

Пришла еще одна напасть: как только мне вернулся контроль над телом, я ощутил весь букет последствий моего избиения, мое тело превратилось в сплошное место боли. Ребра, спина, почки – все чертовски ныло, полыхало словно огнем. Я издал протяжный стон и приложил руку к ребрам.

–«В целях повышения эффективности, отключаю болевые рецепторы», – сказала Эя.

Один момент и боль исчезла.

–«А что так можно было?», – удивился я.

–«Предупреждаю – частое отключение болевых рецепторов негативно влияет на работу систем организма. Категорически рекомендую прибегнуть в купированию боли посредством специальных препаратов».

Осмотрелся. Где-то должен быть еще шестой – очкарик. Но что-то мне подсказывало, что он уже давно дал деру, когда начался серьезный замес.

Я подошел к Алине и помог подняться. Поправив маску, спросил:

–Ты как? Он, ну, с тобой того… сделала что-нибудь?

– Не успел, – сказала Алина и всхлипнула.

– Пойдем домой.

Когда мы вернулись к подъезду, негодяев уже не было. Пока мы поднялись на третий этаж я принялся приводить себя в порядок. Пиджак и брюки были в пыли, впрочем, и белой рубаке тоже изрядно досталось. После того, как стер с пиджака пыль, переключился на рубашку, но стереть с нее пыль было сложно и я решил просто застегнуть пиджак на пуговицу. Негоже, чтобы отец Алины стал задавать вопросы насчет моего внешнего вида.

А вот и этаж дока. Перед тем как постучать в дверь Алина глубоко вдохнула и медленно выдохнула, приводя себя в психологический порядок. Бедняжку изрядно трясло, еще бы пережить такое. Но после упражнения, она взяла себя в руки, конечно же, настолько, насколько было это возможно. По крайней мере, внешне видно не было, что миг назад ее чуть было не изнасиловали. Сильная девчонка. Оно и не удивительно, наверное слабые в скорой не работают.

Док нажала на звонок.

– Ладно, пойду, – сказал я. – Завтра за тобой заеду.

– Спасибо, – тихо сказала док, смотря в пол.

– За что?

– За то, что спас меня.

Защелкал замок, дверь открыл отец. Он окинул взглядом дочь, потом сдвинул густые брови и посмотрел на меня, пытаясь понять, кто я такой. Я тоже к нему присмотрелся. Голубые глаза, прямые черты лица, темные волосы с проседью, худой, но жилистый. На вид лет шестьдесят. Одет в клетчатую сине-черную рубашку, рукава закаты по локоть, черные брюки.

Алина громко всхлипнула, плечи содрогнулись, она бросилась на шею отца и тихо заплакала. Постояв с несколько секунд, я негромко кашлянул и произнес:

– Я пойду. До завтра.

Алина посмотрела на меня, я увидел, что туш растеклась по щекам, а помада растерлась вокруг губ.

– Может, зайдешь? – вдруг спросила она.

– Да. И расскажете, что вы сделали с моей дочерью, – произнес отец, смотря на меня из-под бровей.

Уходить было как-то неправильно. Тем более было бы неплохо установить более тесный контакт с новым участником группы. Посмотреть чем живет и что представляет из себя ее семья. Очкарик сказал, что мать Алины в психушке, а отец инвалид. Интересно, интересно…