А потом с треском рог ломается, и великан издаёт болезненный рык.

Повиснув на цепочке, врезавшейся в горло Квазара, Пиромант на миг упирается ногами в загривок твари и с силой бросает себя вперёд. К толстой шее, увитой венами, как канатами.

Время превращается в кисель.

Огромная пятерня оглушительно хлопает по спине, норовя раздавить надоедливую букашку. А Мэтт, оседлавший шею исполина, что есть мочи, вгоняет по два пальца в провалы безобразных ушей и выдаёт самый большой огненный импульс, на который способен. Пламя с рёвом зарывается в недра черепа. Ужасная вонь вместе с дымом устремляется в небеса.

Бальтара ведёт, как пьяницу, и его крик выходит сдавленным и каким-то… нечленораздельным, точно зажевавшая пластинка. Он заваливается на оба колена, клюнув мордой в каменную крошку. Рывок бросает парня из седла через затылок врага. Удар о землю отдаётся кипящей болью в животе от растревоженной раны и в груди, где точно сломаны рёбра.

Им приходится ещё хуже, когда исполинская пятерня обхватывает парализованного болью Войда и под треск хрустящих костей резко приближает его к вонючему провалу пасти. Мэтт видит сквозь багровую пелену этот зёв, откуда нет обратного выхода.

Он ярится, окружая себя огнём. Вражеская ладонь тлеет.

«Рассчитывай на лучшее, но готовься к худшему». Это слова не Егеря, а отца.

Чужие челюсти впиваются в корпус Пироманта, сминая его доспехи. Их пластины крошатся и ломаются. Есть лишь боль и пустые провалы глазниц напротив.

Пламя сжимается в тугую пружину внутри Мэтта. Надо только дать ему выход.

Амиш вбивает по локоть свой кулак в ближайшую глазницу и становится единым с огнём. Ослепительная белоснежная вспышка ввинчивается в недра чудовищного черепа, выжигая его содержимое. Лиловая плоть испаряется слоями с костей, как подожжённая рисовая бумага.

Когда жар спадает, Квазар скалится раскрытым до отказа почерневшим черепом. Его клыки до сих пор пронзают броню парня с двух сторон. Тот упирается взглядом в мёртвого колосса и еле слышно шепчет:

— Скажи им, что Гидеон послал тебя…

Сперва исчезают звуки.

Следом гаснет картинка.

[1] Художник — Antonio J. Manzanedo.

Глава 17

Пробуждение оказывается внезапным, будто утопающего выдернули с сумрачных глубин.

Мэтт обнаруживает, что его окутывает дымка боли, а зрение превращается в мутную кашу из размытых очертаний и тусклых оттенков. Веки снова смыкаются. Изо рта вырываются рваные вздохи, и каждый ощущается как раскалённое тавро на груди. Он пытается собрать воедино все произошедшее, но его мысли похожи на осколки стекла. Они лишь бесполезно дробятся при попытке взяться за них и выстроить цельную картину.

Под спиной да и вокруг ощущается студёная в меру мягкая поверхность. Идущий от неё холод притупляет боль. Так и хочется забыться и провалиться обратно в сон.

— Мэтти, держись! — голос искажённый и далёкий доносится до его ушей.

— Что?.. Что случилось? — ему с трудом удаётся выдавить из себя невнятные слова.

Чужой голос, уже более чёткий, прорывается сквозь боль:

— У тебя новое вентиляционное отверстие. Повезло тебе, — несмотря на юмор, тон говорящего выдаёт нешуточное напряжение.

Амиш вздрагивает, почувствовав, как игла входит в открытую рану, боль выходит на первый план, но через несколько секунд ослабевает. Он пытается сфокусироваться на своих друзьях, их лица плавают перед глазами.

— Победили? — даже не узнаёт свой голос.

Какой-то свистящий хрип, а не привычная речь.

— Да. Тот Кваз был последним. Ты молодец. Большой молодец. — повторяет… Накомис.

Да, это она. Наконец, ему удаётся идентифицировать голос, и это узнавание немного расчищает бардак, творящийся в голове.

— Не мог позволить… — шипящий присвист, — чтобы тебя убили.

— Ты мне жизнь спас, — голос полицейской ломается.

Мэтт ощущает влагу на лице и прохладное прикосновение.

— Как он? — это уже… Николай, да.

— Инъектор подействовал. Нужно только время.

— Ты долго умирать собрался? — судя по всему, вопрос Тая адресован Гидеону.

— Чурбан ты бесчувственный! — ярится девушка. — У него в пузе дыра сквозная! Я бы на тебя посмотрела в такой ситуации!

— Я был в такой ситуации, — равнодушно отзывается мечник.

Индианка сконфуженно ойкает.

У самого лица Мэтта раздаётся ритмичное щёлканье.

— Давай, глаза открывай для начала.