Сколь о том можно судить, первой трапезой для крестьянина был завтрак, который обыкновенно состоял из кусков хлеба (ср. фр. souppe), которые следовало есть, обмакивая в вино. Если хозяина и хозяйку дома ждала тяжелая работа и посему завтрак следовало сделать более сытным, к двум основным ингредиентам добавлялся расплавленный сыр, куда следовало макать все же куски хлеба или сухие лепешки. Любопытно, что далеким наследником этого непритязательного блюда является фондю — и сейчас любимое во всей Франции. Завтрак съедался летом около 9 часов утра, зимой — на рассвете.

Вслед за тем мужчины принимались за работу, а жена хозяина дома становилась к очагу, чтобы приготовить обед и ужин — самую плотную и сытную трапезу дня. На обед подавались обычно остатки от завтрака и какое-нибудь к тому дополнение, к примеру, любимые всеми сословиями пироги. Обедать полагалось, видимо, в полдень или около часа дня (историки несколько расходятся между собой в этом вопросе). Ужинать полагалось на закате, после чего уставшая семья благополучно отправлялась спать.

В качестве ужина, как было уже сказано ранее, могли выступить: густая каша с салом или столь же густой наваристый суп с овощами, мясом, салом или солониной, или рыбой во времена многочисленных постов, дополнявшиеся по сезону ароматными травами, сухими или свежими. В отличие от более поздних времен, мяса ели много, о чем весьма красноречиво свидетельствуют настоящие залежи говяжьих костей, обнаруженные во время раскопок последних лет. Под нож в основном пускали старых животных, уже не могущих давать молока или работать в поле, перед Рождеством обязательно забивали свинью; рыбу ловили сами, если для того была возможность, или покупали ее на рынках и ярмарках у многочисленных купцов, по разрешению сеньора охотились (а порой и браконьерствовали), дополняя тем самым свой нехитрый рацион. Что касается птицы, как было уже сказано, она полагалась питанием исключительно праздничным или диетическим, предназначенным для рожениц и больных. Кроме того, птицей и яйцами зачастую выплачивали господский оброк. Впрочем, тяжелая физическая работа требовала кроме основных трапез также нескольких дополнительных «перекусов», которые осуществлялись во время коротких перерывов в работе и состояли опять же из хлеба, вина, пирогов, а для более зажиточных — также из кусков соленого или вяленого мяса.

Во время полевых работ есть дома можно было только утром и вечером, потеря времени на хождение домой в ту пору, когда «день кормит год», могла обернуться катастрофой для крестьянского хозяйства. Посему есть приходилось в поле, а обязанность вынести обед для работоспособных членов семьи возлагалась на детей или стариков. В случае, когда крестьянину приходилось работать на господском поле, вопрос питания решал, как правило, хозяин, снабжавший батраков хлебом, вином и сыром (а также по собственному усмотрению иными блюдами, к примеру, пирогами и яйцами), тогда как для непосредственного над ними начальства полагались хлеб, вино и мясо.

Рабочий люд города, как правило, ютился в небольших съемных каморках, где попросту не было возможности приготовить себе еду, и потому голод приходилось удовлетворять в тавернах, где можно было угоститься за очень скромную сумму или забрать то или иное блюдо с собой. Кроме того, всевозможными горячими и холодными закусками и вином на разлив или в кувшинах промышляли многочисленные уличные разносчики.

День подмастерья или работника начинался, как и в крестьянском доме, на рассвете, причем перед выходом следовало обязательно съесть легкий завтрак, состоявший из хлеба и вина (или опять же — хлеба и сыра). В 9 часов утра (по современному счету времени) работа прерывалась, и хозяину вменялось в обязанность накормить своих людей сытным завтраком. За обедом (в 12 или 13 часов пополудни), по всей видимости, следовало отправиться в таверну или купить легкое блюдо у разносчика. Уже в XIV веке в городах стали появляться башенные часы, исправно отбивавшие время каждую четверть часа, что позволяло хозяевам строго следить за тем, чтобы с обеда не было опозданий. И наконец, на закате, когда работа окончательно прекращалась до следующего утра, уставший подмастерье мог вдоволь угоститься в ближайшей таверне горячим супом, кашей или мясным рагу.

Что касается слуг в богатых домах, обязанность их кормить целиком возлагалась на хозяев. Для их питания использовались хлеб, сыр, вино и прочие продукты, из того, что получали в качестве оброка с ближайших деревень, однако полагали слишком грубым для требовательного аристократического желудка. И все же «лакейские» блюда и «лакейские» напитки были, по-видимому, куда выше качеством, нежели то, что изо дня в день ел деревенский житель, т. к. угощения для слуг составляли для крестьян постоянный предмет зависти. Известно также, что слугам приходилось волей-неволей подстраиваться под «расписание» своих господ, накрывая для себя стол несколько ранее или несколько позднее того, когда приходилось служить за господским столом.

Отшельники и аскеты

Во все времена в средневековом монашестве выделялись особенно ревностные подвижники, считавшие для себя недостаточно строгими правила монашеского общежития. Часть из подобных анахоретов обрекала себя на одиночество в пределах собственной кельи, а порой (это в особенности касалось благочестивых женщин) приказывало замуровывать себя в специально для того предназначенных помещениях, где оставалось открытым лишь небольшое окошко для подачи пищи.

Желая бежать от мира и его соблазнов, другие аскеты обоего пола скрывались в лесах, на одиноких островах или на вершинах скал, обрекая себя на полное одиночество, и, соответственно, на питание «подножным кормом», состоявшим из диких плодов, трав, меда, птичьих яиц и личинок (и то единственно в том случае, когда анахорет не запрещал для себя «животную пищу» в каком бы то ни было состоянии). Впрочем, рано или поздно слава о подобных аскетах распространялась в близлежащих селениях и к ним начинал тянуться за благословением — а то и за пророчеством — нескончаемый поток людей, приносивших с собой скромные подарки, состоявшие из пищи и одежды. Количество и качество подобных приношений, как несложно догадаться, сильно колебались в зависимости времени года, хорошего или, наоборот, плохого урожая и множества сиюминутных причин, так что аскет порой имел возможность откладывать на черный день, а в другой раз вынужден был питаться впроголодь или вовсе вынужденно поститься в течение немалого времени.

Однако подобного рода аскеты и сами по себе, при самых благоприятных условиях, имели обыкновение доходить до крайности, изнуряя себя постоянным недоеданием и отказом даже от самого необходимого.

Так, св. Целестин, если верить его жизнеописанию, за все время сознательной жизни не взял в рот ни мяса, ни молока, три раза в неделю довольствуясь единственно хлебом с водой или даже горстью капустных листьев, и сам для себя держал в течение года шесть Великих постов (хотя — по чести говоря, куда уже было дальше?..).