Себ всхлипывает сквозь пальцы.

Моя рука поднимается, нерешительно зависает над его спиной, а затем легонько похлопывает ее.

Понятия не имею, что тут можно сказать. Серьезно. Я просто хочу исполнить свой долг и вернуться домой. Сама едва держусь, куда мне утешать других. При мысли о куче литературы, которую нужно изучить за оставшуюся до начала занятий неделю, мне становится дурно. Звучит бессердечно, но учёба в медицинской школе сейчас для меня важнее всего. Я шла к этой цели несколько лет. Мы с родителями запланировали мое поступление, еще когда я училась в средней школе. И вот теперь все может стать реальностью. Анжела же, наоборот, презирала стандартные пути, ведущие к жизненному успеху. Она всегда, что называется, жевала багет в собственном ритме. Она была повернута на Второй мировой войне, литературе и искусстве с самого раннего детства. «Я не вписываюсь», — любила она говорить о себе. Поэтому и осталась в Париже, чтобы готовиться к защите диссертации по истории в Сорбонне.

По крайней мере, так она решила три года назад — в последний раз, когда мы разговаривали.

Наконец, Себ берет себя в руки.

— Извини. Все это очень тяжело. — Взгляд темно-синих глаз устремляется на меня. — Просто кошмар, ну, сама понимаешь. Анжела ведь твоя сестра. Это…

— Ничего. Давай уже поднимемся в квартиру, если ты готов, — наконец-то он перестал ныть. Может, я бессердечная? Нет. Просто прагматичная и рациональная и тоже скорблю, но по-своему.

Он еще некоторое время хлюпает носом, потом берет мою сумку и поднимается по лестнице.

Мы движемся скорбным шагом. У двери квартиры Себ поворачивается со слабой улыбкой и роется в карманах в поисках ключа. Наступает неловкая пауза.

— Прости, но я о тебе почти ничего не знаю, — говорю я. — Ты здесь живешь? Вы давно… Как долго ты был знаком с моей сестрой?

Он замирает, зажав в руке связку ключей с прицепленным к ней карманным фонариком.

— Она совсем ничего обо мне не рассказывала?

С трудом подбираю нужные слова, понимая, как это обидно.

— Нет. Последние три года мы не общались. После смерти родителей.

Он кивнул.

— Этого я и боялся. Она всегда была очень скрытной. Мы не жили вместе, но встречались почти год до того, как… до этой стрельбы.

Эти слова, произнесенные вслух, делают происходящее по-настоящему реальным, совсем не так, как дома, в Сан-Диего.

— Знаешь, твои имейлы немного сбили меня с толку. Сначала ты писал, что Анжела пропала во время стрельбы в университете, а потом — что она погибла. Я думала, ее застрелили, но в полиции говорят, что ее тело нашли в реке. Это правда? Это стрелок сбросил ее туда?

— Ты говорила через переводчика?

— Нет, инспектор говорил со мной по-английски, правда, связь была ужасная.

Себ поворачивает старинный ключ в замочной скважине серой двери, единственной в тупике коридора.

— Понятно. Я был так расстроен, когда писал, и, видимо, неясно выразился по-английски. Она пропала во время заварухи. Стрелок покончил с собой. А ее тело обнаружили спустя десять дней в Сене. Опознали только по татуировке. Полиция до сих пор не знает, кто ее убил.

— По татуировке?

— Ну да. На лодыжке. — Он наклоняется, чтобы поднять штанину, обнажая астрологический символ Близнецов на ноге. Две вертикальные линии, ограниченные горизонтальными кривыми, — римская цифра «два», изогнутая сверху и снизу. — Мы сделали их одновременно, после того как она сказала, что я ее вторая половинка. Ее близнец. В переносном смысле, естественно, — добавляет он, наблюдая за моей реакцией.

Меня пронзает острая боль обиды. Анжела отказалась приехать на похороны родителей. А потом у нее хватило наглости заменить меня, единственного ее родного человека, этим охламоном с его переносным смыслом.

Но тут же мой гнев смывает холодная волна раскаяния. Наши пререкания навсегда остались в прошлом. Я уже не смогу помириться с ней и извиниться за свои эгоцентричные поступки. Моей сестры больше нет.

На глаза опять набегают слезы.

— Может, войдем?

Себ не двигается. Он кладет руку мне на плечо:

— Тебе придется сходить на опознание, а потом поможешь разобрать вещи в квартире? А еще, если можно, давай вместе попробуем восстановить ее последние часы. Полиция не знает, как она добралась от университета до реки. Мы должны выяснить, кто на нее напал и что произошло. Ведь это ты ее настоящая близняшка, — добавляет он, опустив голову.

Длинные ресницы, способные вызвать зависть у любой домохозяйки в округе Ориндж, слиплись от слез. Я согласно киваю. Конечно же, нужно постараться все выяснить. Встретиться с ее друзьями, познакомиться с той жизнью, которую она выбрала для себя.

Себ открывает дверь и пропускает меня вперед. На белой доске над столом, расположенным в дальнем углу студии, я замечаю знакомые каракули. Сердце бьется быстрее при виде почерка Анжелы — возможно, это последние слова, которые она написала в жизни.