К счастью, парни подчинились моему жесту и не стали трогать ни еду, ни питьё.

Я тем временем смотрел в глаза халганэ.

Он, как истинный царедворец, поклонился:

— Да, ваше величество! — И подошёл к столу.

Руки демона слегка подрагивали, и тем не менее, он довольно-таки спокойно налил в стакан морса и с поклоном протянул мне.

Я покачал головой и приказал:

— Пейте!

Едва я это сказал, как халганэ вздрогнул и посерел. Руки у него задрожали ещё сильнее.

Больше я не сомневался: еда и питьё отравлены.

— Пейте! — приказал я и демонстративно положил руку на рукоять катаны.

Халганэ обречённо вздохнул и со словами:

— Да, ваше величество! — одним духом выпил морс.

Не наслаждаясь вкусным напитком, а залпом, как будто его заставили пить несусветную гадость — когда человек собирается с духом и быстро проглатывает горькое лекарство. А так как морс для императорского стола горьким быть не может, значит, там яд. И халганэ знал об этом.

Допив, он поставил стакан на стол и поклонился.

— Я могу идти, ваше величество? — обречённо спросил халганэ.

— Нет! — ответил я. — Останьтесь здесь!

Отпускать его, чтобы он принял противоядие или вызвал рвоту, я не собирался. Пусть получит то, что желал мне!

Халганэ поклонился и остался стоять, скрестив руки на животе.

Ждать пришлось недолго. Уже вскоре по его лицу потёк пот, а в уголке губ показалась кровь.

Руки на животе он уже не скрещивал, а буквально держался за живот. Потом согнулся. А вскоре и вовсе упал и затрясся в конвульсиях. Изо рта пошла кровавая пена, глаза закатились, и халганэ, обмочившись, затих.

Я смотрел на только что умершего передо мной демона и у меня волосы дыбом вставали: ведь всё это могло сейчас произойти со мной!

Плюс, смотреть, как человек во дворце, в обеденном зале умирает от яда, мне было дико. Я испытывал странные чувства. Халганэ ведь умер не на поле боя… Там смерть — дело ожидаемое. А тут…

Но я взял себя в руки и первым делом погладил Моню за предупреждение. Потом глянул на парней.

И Матакуши, и Найдвар сидели охреневшие и в шоке пялились на тело халганэ.

Тем временем прибежали слуги и склонились в почтении.

— Ваше величество, разрешите убрать тело? — спросил один из них.

— Он жив? — спросил я.

Тот же слуга, не глядя на тело, смиренно ответил:

— Он умер, ваше величество.

Он ни слова не сказал, про то, что этот царедворец пошёл служить в личную гвардию Дайны Бурхана. Ну или прислуживать ему за обедом. И поминальной песни не прозвучало тоже.

Хотя о чём это я? Даже бог не возьмёт себе в слуги того, кто пытался отравить своего императора, пусть даже тот и другой расы.

Что? Отравить?

До меня только сейчас в полной мере дошло, что меня пытались отравить.

По спине тут же пробежал холодок. Но сильно остудить меня он не смог, потому что следом поднялась горячая волна ярости и я приказал:

— Пусть останется тут до утра! И чтоб никто не смел прикасаться к нему!

Не знаю, почему я так приказал. Может, для острастки остальных слуг. А может, потому что допускал, что халганэ ещё жив, просто находится в коме и его ещё можно спасти, дав нужное противоядие.

Я не хотел, чтобы его спасали. Пусть уж умрёт наверняка!

От грустных мыслей меня отвлекло бурчание в животе.

Как бы там ни было, а мы всё ещё были голодными, и с этим нужно было что-то делать.

Одно я знал точно — есть пищу, которая сейчас была на столе, я ни за что не буду. Вряд ли, конечно, халганэ успел отравить всю, но играть в русскую рулетку я не собирался.

Но и оставаться голодным я не хотел.

Поэтому поднялся и сказал слуге:

— Проводите меня на кухню, где готовилась эта пища!

А потом, махнув Матакуши и Найдвару, чтобы шли за мной, отправился вслед за слугой.

Поварам уже сообщили о происшествии, и едва я вошёл на кухню, как и сам шеф-повар, и все его помощники упали передо мной на колени.

— Пощадите, ваше величество! Это не мы отравили вашу пищу. Мы никогда не посмели бы, — в страхе заверещал шеф-повар. — Пощадите нас!

Я допускал, что он может говорить правду, а казнить ни в чём не повинных людей я не хотел. Но и спускать с рук тем, кто желал моей смерти — тоже!