Шрифт:
О’Рэйли медленно достал из подсумка ночной прицел и установил на карабин. Как обычно в предбоевой обстановке чётче заработали органы чувств. Зрение стало острее, слух тоньше на фоне стрёкота сверчков громче зазвенели комары. Стал более пряным запах земли и травы.
Лейтенант прижался глазом к наглазнику, чтоб включившийся экран не осветил лицо и не демаскировал снайпера. Лишь после этого коснулся пальцем сенсора на корпусе прибора. Медленно показалась цветная картинка наблюдаемой сцены. Видно, как днём.
Появились объекты. Проходят засаду. Австрийцы бросаются на захват.
Рис в очередной раз полюбовался, как ведёт бой Голицын. Молодец поручик! Воронцов же полный лопух в этом деле. Однако австрийца убил. Повезло.
Осталось несколько секунд. Звуки и запахи исчезли. Осталась только цель. Вот он момент! Голицын подаёт руку Воронцову. Объект поднимается и смотрит на убитого врага. Палец О’Рэйли плавно давит на спуск. Пуля бесшумно уходит к цели. В метре от объекта испаряется, и к сонной артерии устремляется капсула. Щеку Воронцова будто обдало тёплым лёгким ветерком. В тот же миг Воронцов, вскрикнув, хватается рукой за шею.
«Дьявол! — мысленно выругался Рис. — Нельзя было анестезию предусмотреть?».
Объект смотрит на ладонь. Крови пролилось немножко, Всего пару капель.
— Цель поражена! — доложил О’Рэйли в гарнитуру.
— Ждём, — это голос командира.
И тут фигуры Воронцова и Голицына замерцали. Через пару секунд пропали и появились вновь лишь через восемь.
«Чёрт! Неужели новая волна?!» — с тоской подумал лейтенант.
— Вот блин! — донёсся голос Воронцова.
Рис увеличил кратность. Воронцов снова схватился за шею. Убрал руку.
— Это чё за хрень? — воскликнул он, чего-то рассматривая на ладони.
Рис дал максимальное увеличение. Воронцов держит в руке… капсулу.
— Нафиг! — объект отбросил капсулу в сторону.
Об увиденном Рис доложил командиру. Но тот лежит рядом и тоже всё видит.
Прискакали пятеро всадников.
— Что будем делать командир? — спросил Рис по зашифрованной радиосвязи.
— Ждём утра, — приказал Джексон.
Капитан вызвал всех по очереди. Рис и Талер отозвались. Остальные молчат. По спине О’Рэйли пробежал холодок. В новой волне лишь они втроём. Группы прикрытия остались в основной.
21. Программер Тоха
(ООО «Либерсофт»)
23 ноября (6 декабря) 1917 г.
г. Петроград
Говорят, беда не приходит одна. Василий Фёдорович умер утром следующего дня. Спустя неделю во сне покинула этот мир и Надежда Сергеевна.
Из прислуги остались только дворецкий Тихон и горничная Татьяна. Ульяна уехала с каким-то матросом. В первую минуту Тоха в сердцах решил, что девчонке понравилось, как её отодрали на розвальнях. Спохватившись, вспомнил, что Ульяну-то как раз не тронули. Сбежала. Досталось Тане.
Истопник Савелий отправился в деревню. Денег на оплату работы прислуги практически нет. И продуктов купить негде. Разве что на стихийных рынках. Спекулянты требуют золото либо серебро. На крайняк — императорские бумажные деньги. Керенки нафиг никому не упали.
Чтоб добыть продукты, семья обменивает на них столовое серебро.
Тоха чувствует себя нахлебником. Ему просто нечего продать. Реально нечего. Деньги, что получал на службе, вернее ту часть, которую выдавали царскими деньгами, Ромыч категорически посоветовал не трогать. Может ещё пригодиться. В дороге.
Скорей бы уж на Юг. Там и оружие дадут, паёк какой-никакой.
Тоха легонько поцеловал спящую княжну и поднялся с кровати.
— Ты куда? — сонным голосом спросила Настя.
— Спи, солнышко. Ещё рано.
Глянул на часы — полвосьмого утра. За окном ещё темно.
— Пойду с Романом пообщаюсь.
В комнате дубильник. Уголь приходится экономить.
Программер умылся холодной водой и, набросив тёплый халат, сунув ноги в войлочные тапки, вышел из комнаты.
Ромыча застал в гостиной за столом в сером костюме и в компании с бутылкой коньяка. Где раздобыл, хрен его знает.
— Ром, ты же не пьёшь? — изумился Тоха.
— Да я и не пью, — скривился князь. — Так, — он махнул рукой, — медитирую, как ты говоришь. Как сестрёнка?
— Когда уходил, спала.
— Ну и пусть, — согласился поручик, — смерть папы с мамой для неё тяжёлый удар.
В дверь легонько стукнули, и в гостиную бесшумно вошёл Тихон. Дворецкий уже не одевает форменный костюм с галунами и лампасами. На мужике чёрный пиджак, разумеется не такой дорогой, как у Романа, чёрные брюки и белая сорочка с галстуком.