На самом деле его ударили ножом в трех разных местах, но, к счастью, основные органы не были задеты.

Я не осознаю, что мой палец все еще прижат к его губам, пока он не откидывает голову назад, чтобы отвернуться от меня. Мой взгляд возвращается к его лицу, пытаясь что-то прочесть на нем, но оно просто... пустое.

Бесчувственное.

Я все еще могу достаточно хорошо видеть его глаза и лицо, даже, несмотря на то, что он отвернулся от меня, и что-то здесь не так.

Я имею в виду, я думаю, он все еще мог злиться на меня за то, что я сказала в ту ночь пожара. Но он шел повидаться со мной, когда произошел инцидент, так что я не думаю, что это так.

Я не могу не задаться вопросом, может быть, то, через что он только что прошел, весь этот опыт... может быть, это то, что, в конце концов, заставило его сломаться.

Может быть, это было уже слишком для него.

Переломным моментом.

— Мне так жаль, Джейкоб. Это все моя вина. Тебя арестовали из-за меня. Ты здесь из-за меня.

Я наблюдаю, как его глаза закрываются, как будто он не хочет этого слышать. Как будто он не хочет прислушиваться к моим словам. Но мне нужно объяснить ему, что произошло той ночью. Мне нужно, чтобы он знал, что мой отец сделал с нами, и как мне плохо из-за этого.

Прежде чем я успеваю заговорить снова, дверь в его палату открывается, и входит медсестра. Джейкоб снова открывает глаза, обращая свое внимание на нее.

— О, хорошо. Ты очнулся, — говорит ему медсестра. Затем, посмотрев на меня, она добавляет. — Извините, Вам придется ненадолго уйти.

Я хочу поспорить с ней, потребовать, чтобы мне разрешили остаться здесь, пока она будет проверять его и делать все, что ей нужно, хотя я и не член семьи.

Но я этого не делаю.

Вместо этого я стою снаружи палаты, думая о том, как он только что посмотрел на меня, или, скорее, о том, как он на меня не смотрел. Я беспокоюсь, что уже слишком поздно, что я потеряла его.

Я понятия не имею, что именно сделал мой отец, и, честно говоря, на данный момент мне все равно, но каким-то образом ему удалось стереть всю ситуацию, как будто ее никогда не было. В результате у палаты Джейкоба нет полицейских, стоящих на страже, и он не вернется в тюрьму, как только выйдет отсюда.

Он ничего не смог поделать с первоначальным обвинением или с включением в список насильников. Хотя, я на самом деле не уверена, пытался ли он вообще что-то с этим сделать, но меня это устраивает. Джейкоб жив, и он снова свободен. И я могу быть с ним прямо сейчас.

Несколько минут спустя я чуть не выползаю из кожи вон, когда медсестра выходит из палаты.

— Теперь у него есть ручка и блокнот, — говорит она мне. — Так что он сможет поговорить с тобой, если захочет. — И затем она уходит по коридору.

Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, я несколько раз провожу большим пальцем по кончикам остальных, а затем снова вхожу в его дверь.

Глаза Джейкоба закрыты, когда я вхожу, и хотя я почти уверена, что он не спит, я не хочу разговаривать с человеком, который явно находится не в том положении, чтобы меня слышать.

Вместо этого я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб, беру ручку, лежащую на столике у его кровати, и пишу «Я вернусь» в блокноте. Я пойду, прогуляюсь, а потом, когда вернусь, смогу все объяснить.

Выйдя за двери больницы, я отправляю сообщение Кэмпбеллу о том, что Джейкоб пришел в себя, и он отвечает, что приедет навестить его завтра.

Он был совершенно потрясен, когда я рассказала ему о том, что произошло за последние две недели. Он хотел сразу же приехать в больницу, но я сказала ему, что это долгая поездка, когда Джейкоб еще даже не пришел в себя, и что я дам ему знать, когда это случится.

***

Когда я возвращаюсь в его палату час спустя, Джейкоб лежит, развернувшись лицом в сторону и смотрит в окно. Я не сомневаюсь, что он знает, что это я только что вошла в дверь, даже не взглянув. Я подтаскиваю стул как можно ближе к кровати и сажусь.

— Как ты себя чувствуешь? — Спрашиваю я. — Они сказали, когда ты снова сможешь начать говорить?

Я не получаю от него никакого ответа. Это так сильно напоминает мне то время, когда я впервые встретила его. Те первые дни, до разговоров, до поцелуев и улыбок, до того, как я узнала его.

Я не ожидала, что он, на самом деле, заговорит прямо сейчас, поскольку он не может, но, возможно, повернется ко мне в знак признательности или, может быть, напишет что-нибудь в блокноте, который лежит прямо здесь. Я замечаю, что страница, на которой я оставила сообщение, исчезла, а это значит, что он ее прочитал.

Решив больше не ждать, я готовлюсь сказать ему, независимо от того, смотрит он на меня или нет.

Ладно, поехали. — Это был мой отец. — Это заявление, похоже, привлекло его внимание. Он не смотрит на меня, но его взгляд скользит по сторонам, как будто он ждет, что я продолжу. Теперь на его лице появляется легкое любопытство вместо прежнего совершенно отсутствующего взгляда. Это начало, так что я продолжаю. — Он нанял кое-кого, чтобы следить за мной повсюду, а затем инсценировать нападение на меня и обвинить в этом тебя. Таким образом, ты вернулся бы в тюрьму, а я вернулась бы домой. В их дом.