— Да, Арман, мы просто разговаривали. Принцу стало душно, и он решил освежиться. Есть новости?

— Они вернулись, Ваше высочество, все живы.

Мужчина покосился на Лиса, прикидывая, верным ли было решение говорить при нем, но затем пришел к выводу, что шила в мешке не утаить. Эллиаль же совершила ошибку, показав свою заинтересованность.

— Отведите меня, — попросила принцесса, будто забыв о существовании Лиса.

Вот значит как. Кайрин вернулся, и она, двумя минутами ранее утверждавшая, что ненавидит всех в округе включая его, ищет встречи. Более того, именно ради этого она сидела во дворе, безуспешно изображая бессонницу, и ждала доклада от своего шпиона.

— Не думаю, что это хорошая идея…

Вояка не был лишен сообразительности, в отличие от своей госпожи. Он поджал губы, сомневаясь, стоит ли выполнять просьбу. Сейчас это было именно просьбой, ибо отдай она прямое распоряжение, он бы не колебался. Втайне мужчина надеялся, что Эллиаль поймет неуместность собственных действий, но чуда не произошло.

— Пожалуйста, Арман, я хочу убедиться, что все нормально.

От этой женщины будут одни проблемы… Лис не испытывал восторга по поводу новой женитьбы отца, но после встречи с невестой истово пожелал, чтобы это произошло как можно скорее. Тогда появится возможность урезать её права гостьи.

Будь на то воля принца, он бы запер чужестранку в покоях, изолировав даже от остальных женщин, и использовал исключительно по прямому назначению. Хотя… Лис сомневался, что для супружеского долга она пригодна. Создавалось ощущение, будто под платком девушка скрывает отнюдь не милое личико, а оскал из ядовитых зубов в три ряда.

— Как пожелаете, Ваше высочество… — Обреченно согласился воин.

— Я, пожалуй, прогуляюсь с вами, — безразлично отозвался Лис, зачесывая назад мокрые пряди, — нужно обсудить кое-что с Карающим.

Эллиаль опомнилась. Её взвинченное состояние начало отступать подобно волне прибоя.

— Вам следует переодеться, принц, вы можете простудиться. — Сладко пролепетала она, — Важные разговоры подождут, вам обоим не до этого.

— Я слышал, Эллиаль, что на вашей родине принято возводить благочестивых покойников в лики святых посланцев морской богини. Мол, если человек при жизни ставил интересы других превыше собственных и был чист помыслами, она заберет его к себе — в пучину вечного покоя. Остальные же отправятся в лапы к нашему богу, жестокому и беспощадному…. — Лис изогнул бровь, вещая монотонным голосом проповедника, но закончил не в пример едко, — Стремитесь к своему идеалу?

Принц готов был поспорить, что девушка перед ним заскрипела зубами, но от ответа удержалась. Славно, склоки с ней только сначала казались забавными.

Кайрин, естественно, не был столь глуп, чтобы заявиться через главные ворота, однако избежать внимания ему все равно не удалось. Лис вместе с принцессой и довеском в виде её свиты перехватили его и часть отряда на подходе к зданию. Толпа зевак сопровождала их по пятам, и каждый, кто стал свидетелем не сомневался — на утро новость разлетится не то, что по всему дворцу — по городу.

Карающий быстро отдал приказ разогнать людей, и стража, окружившая его кольцом, довольно оперативно с этим справилась, но препятствовать принцу и будущей жене императора они не могли. Издали Лис даже удивился причине такого столпотворения, ведь ублюдок и раньше возвращался со своих вылазок слегка потрепанным, но потом понял, что она не в самом Карающем, а в человеке, которого он держал на руках.

Принц обнаружил это, когда в порыве эмоций, которые затмили и слух, и зрение, прорвался через охрану и, ткнув пальцем в грудь Карающему, практически зашипел:

— Ты. Ты украл моих ищеек. Где они?

Недостойное поведение для члена императорской семьи, но во-первых: Лис уже привык, что все воспринимают его не вполне серьёзно, а во-вторых: с какой стати он должен проявлять тактичность? Сам Карающий редко заботился о такой мелочи, и принц не собирался облегчать ему задачу. По большей части он сделал это из банального злорадства.

Сделал и оборвал себя на полуслове, потому что Сид, всегда раздражавший его сверх меры, вышел вперед, загораживая командира. А точнее того, кого он нес. На Карающем был плащ, черный и потрепанный, явно с чужого плеча, ткань скрывала почти всю фигуру и не позволяла с первого взгляда разглядеть живую ношу.

Юноша, щуплый и неприметный, жался к нему как котенок, которого приютил у себя на руках жалостливый прохожий. Лис даже забыл о своих обвинениях, разглядывая паренька. В личности сомнений не было, только вот он ожидал увидеть на месте мальчика кого-то повнушительнее.

Неужели он — тот самый, сумевший довести Дисмаля до белого каления? Тот самый, из-за кого весь дворец уже месяц на ушах стоит? Это нечто с тонкими руками, неосознанно цеплявшимися за напряженные плечи своего учителя, и птичьей шеей, которую переломить легче чем сухую ветку, действительно его единокровный “брат”? Лис начинал убеждаться, что с каждым годом, называть кого-то данным словом ему становилось все сложнее.