Шрифт:
— Хватит! — разозлилась я, потому что эта же мысль пришла мне сейчас в голову, — Это бессмысленный разговор, еще более бессмысленные смерти! Если ты хотел меня напугать, мог не напрягаться! Не будь мне страшно, я бы не скрывалась все эти годы под чужими именами!
Я сделала шаг, с намерением уйти, но он больно схватил меня за руку, и, развернув к себе, сказал без прежнего задора:
— Ты же не могла поверить в то, что сбежав за месяц до свадьбы, можешь вот так просто вернуться в мой город? Да будь ты женой хоть президента, я всажу тебе пулю в лоб, как только твои милые ножки коснутся моей земли. И вот счастливый случай, не охрана, а дилетанты, и любимого муженька поблизости нет! Почему он тебя не встречает?
Все, что говорил Бессонов, выглядело очень логично. До сих пор, Клим напропалую использовал меня в своих играх против Глеба. Но сейчас мы были семьей, и он не мог так со мной поступить, или мог?
— Так сделай это! Я стою перед тобой безоружная и без охраны, а ты тратишь время на болтовню! — Бессонов усмехнулся, а я продолжила, — И с каких пор, эта земля стала твоей? Неужто папенька уступил место?
— Остались формальности. Хотя старик и держится из последних сил. Ему как нельзя, кстати, пришлась бы война между мной и Климом. Уверен, победивших не осталось бы.
— Но как я и говорила, тебе-то эта война ни к чему, тем более, негоже развязывать боевые действия из-за такого пустяка, как неверная женщина, когда на кону целый город! Поэтому отпусти мою руку!
Вместо того чтобы внять моему совету Глеб притянул меня ближе и едва касаясь моего уха произнес:
— Из-за одной такой шлюхи, сбежавшей от мужа, пала Троя[1]… — мое сердце билось в бешеном ритме и казалось, выпрыгнет из груди.
— Похвальное знание истории Древней Греции, но ты не был мне мужем.
— Ты носила моего ребенка.
— Которого ты же и убил! — он все-таки вывел меня из себя, я дернула руку изо всех сил, а он продолжил
— По законам жанра, и тебя следует убить, на это рассчитывает твой благоверный! Уверен, он очень удивится, увидев тебя целой и невредимой, но мне хочется посмотреть, как ты выпутаешься из дерьма в котором погрязла по самые уши.
— Единственное дерьмо в моей жизни — это встреча с тобой! — я круто развернулась и направилась в сторону здания аэропорта.
Взяв такси, я поехала не в роскошный особняк Клима, а в свою квартиру. Его не было в городе, и конечно, с моей стороны опрометчиво было возвращаться на родину именно сейчас, но я была уже в самолете, когда он позвонил и сообщил, что должен уехать. В чувствах Ковалева я не сомневалась, я была ему дорога, как друг, как партнер, как женщина, которую он любил. Но если любовь всей твоей жизни, чуть ли не единственный повод, который может спровоцировать противника на необдуманные действия, а на кону власть и огромные деньги, так ли уж немыслимо принести эту любовь в жертву?
Внезапно мой сотовый ожил, звонил Клим. Под тревожные взгляды водителя я сообщила, что охрана расстреляна, я цела и направляюсь в свою квартиру, так как не хочу заезжать в особняк в его отсутствии. Такое решение моего мужа не обрадовало, но ему пришлось смириться. Главное отличие Ковалева от Бессонова было в том, что он считался с моим мнением. Я не стала озвучивать своих опасений по поводу произошедшего, но и слова Глеба сбрасывать со счетов не спешила.
Мое жилище встретило меня безрадостно: толстый слой пыли покрывал мебель, холодильник был пуст. В памяти всплыл день, когда мы с Глебом забирали мои вещи. Счастливые и влюбленные. Я прошла к бару, и налив себе коньяка, села у окна и разревелась, предаваясь воспоминаниям. К концу бутылки, твердо пообещала себе стать счастливой и отправилась в душ.
Глава 2. Черт из табакерки
Утро выдалось солнечное, но оторвать голову от подушки было практически невозможно. Казалось, она весит тонну. Если я и была готова провести весь день в постели, то у того, кто так настойчиво терзал дверной звонок, были другие планы. Мысленно проклиная человечество, я все-таки отправилась открывать дверь. На пороге стоял Клим.
— Поля! — воскликнул он, сжимая меня в объятиях так, что я услышала хруст собственных костей, — Ты меня так напугала!
— Серьезно?! — изобразила я недоумение, — Проходи, — холодно отстранившись, пропустила его на кухню.
Поставив чайник, с опозданием сообразила, что в доме нет продуктов.
— Из съедобного только коньяк, — развела я руками.
— Судя по твоим трясущимся рукам, и его уже нет, — констатировал Клим, притянув меня к себе, — Я знаю, что ты злишься, но я обещаю, в твоей жизни это последний стресс.
— Он мог убить меня.
— Не мог, это все — дешевый спектакль. Никто не может безнаказанно посягать на жизнь и свободу женщины Климента Ковалева. Будь это иначе, ты бы действительно была уже мертва.