Через день на лестнице опять послышались шаги. Те же самые шаги. Пудель вскочил и в тревоге закружил по квартире. Это был не сон. Незнакомец уже ковырялся в замке.

Мужчина стоял на пороге. Пудель замер, глядя на него. Мужчина стоял, все в том же пальто, опустив руки, волосы у него были встрепаны; голову он держал немного набок и смущенно улыбался. В кухонное окно светило солнце, и во рту мужчины, справа, ослепляюще сверкал стальной зуб.

— Ну, мой тайный пудель, — хрипло произнес мужчина.

Пудель вильнул хвостом и, как и мужчина, осклабился. Эти негромкие хрипловатые слова были ему куда больше по душе, чем недавнее «бобик».

— Ну, пошли прогуляемся!

Мужчина надел на пуделя поводок и вытащил его за дверь. Пудель о б я з а н был хоть немного посопротивляться, и хотя в нем неожиданно пробудилась какая-то симпатия к мужчине, он не смел полностью утратить бдительность. Ибо кто знает. На всякий случай он слегка поупирался и тихо, чтобы не услышал кто-нибудь из соседей, случайно оказавшихся дома, зарычал; он сделал это главным образом для того, чтобы усыпить в себе чувство долга. Да и что ему еще оставалось? Не пристало же кусать знакомого и тем более лаять на него. К тому же мужчина запер, как положено, дверь.

Что произойдет сегодня, вернется ли он домой? — размышлял пудель, охваченный легким волнением. Но небо было такое голубое и воздух такой чистый, свежий, что все тревоги казались пустыми.

Они шли по парку. Оглушительно, как тысяча маленьких трамваев на повороте, свистели зяблики и синицы. Мужчина отпустил поводок, и теперь пудель мог прыгать и валяться на зеленой траве, что всегда очень не нравилось его хозяину. Затем они добрались до моря. Пудель гулял здесь и раньше, но никогда прежде не видел он столько синевы, сходящейся сверху и снизу, казалось, его поместили в бездонную голубую миску. На песчаном краю миски, на камнях, сидели большие белые птицы. Пудель с лаем устремился к ним, птицы взмыли в воздух и злобно закричали. Пудель совсем потерял голову, птицы волновали его куда сильнее, чем кот. Он заливался лаем и прыгал среди птиц, горя желанием рвать, кусать, трепать… Мужчина, стоя поодаль, смеялся. Пудель не замечал ничего, кроме чаек, и все-таки смех мужчины дошел до него, внутри у пуделя все задрожало, будто там зазвенели кофейные чашки.

— Бобик-Бобик-Бо-обик, — дразнил его мужчина.

Пудель подлетел к мужчине и, не помня себя от возбуждения, зарычал, запрыгал.

— Ну-ну! — словно испугавшись, воскликнул мужчина и отдернул руку — с нее капала кровь.

Пудель пришел в ужас. Он заскулил и, пытаясь загладить свою вину, лизнул мужчину. Но тот как будто был недоволен, он щелкнул пуделя по носу и вытер руку о пальто.

Они пришвартовались у пивной будки. Пудель никак не мог отдышаться. Высунув язык, он чуть было не уселся тут же в пивную лужу, но вовремя вспомнил о своей белоснежной шубе. К тому же он увидел толпу галдящих мужчин, от которых разило пивом. Пуделю стало стыдно.

Он отступил в сторону, к окну кафе, и осторожно, чтобы не запачкать зад, присел. Мужчина и его приятель, с пивными кружками в руках, остановились рядом с ним. Пудель охотно спрятался бы за угол, сделав вид, что не имеет с ними ничего общего. Но это было бы невежливо по отношению к человеку, который столько дал ему и в руках которого были ключи от его квартиры. Так что он попытался лишь укрыться за мужчинами, которые о чем-то громко говорили. Из кружек на голову пуделя плескалось пиво, это было неприятно, он встряхивался и начинал быстро моргать глазами. Хотелось домой. В горле стало больно и горько, пасть его раскрылась сама собой, и он заскулил.

— На, Бобик, — сказал мужчина и кинул ему огрызок колбасы.

Колбаса сильно отдавала чесноком; только сам хозяин иногда ел такую колбасу, а пудель, как и его хозяйка, терпеть не мог запаха чеснока. Вот до чего он докатился, да еще и «бобиком» его обозвали. Он лег на живот и, поскуливая от собственного бессилия, принялся грызть отвратительно вонявшую колбасу.

— Ну-ну, — вдруг воскликнул мужчина, — хватит валяться! — И схватил поводок.

С той поры пудель стал вести двойную жизнь.

С утра он ждал мужчину: когда он думал о солнце, траве, о прогулке, его охватывало приятное, теплое, волнующее чувство. Мужчина являлся всегда в одно и то же время, около полудня. Если он не приходил, пудель начинал беспокойно бегать взад-вперед по комнате, не понимая, в чем дело. Почему мужчина опаздывает? В конце концов, потеряв всякую надежду, пудель заключал, что мужчина не придет.

Но почему же? — с грустью думал пудель, сидя у плиты. Ему надоели прогулки? Он больше не хочет?

И тут пуделя осеняло: мужчина нашел себе новую собаку! Но как же так? И он озадаченно покусывал свою мохнатую ляжку.

Разве я не красивый?

Кого бы мог предпочесть мужчина? Какую-нибудь напыщенную мадаму вроде Берты или шавку, похожую на Квин? Так вот он какой. Этот пройдоха и ворюга в излохмаченных штанах, которые никогда не видели утюга, шляется по городу и выманивает порядочных собак из их домов! Пудель ненавидел мужчину. Он рычал, он готов был схватить его за ноги, вцепиться в перекатывающийся кадык, как только мужчина войдет в комнату. Он бы гневно залаял, раздайся за дверью хоть малейший шорох.